|
Сергей Максудов
«ПЕЧАЛЬНО Я ГЛЯЖУ НА НАШЕ ПОКОЛЕНЬЕ»
К творчеству Дмитрия Быкова я долго относился с осторожностью. Правда, я с удовольствием прочитал его книгу о Пастернаке, но биографию Окуджавы читать побоялся, а роман под названием «ЖД» начал читать и отложил - не пошло. Но, глядя со стороны, я не мог не восхищаться этой поистине раблезианской фигурой. Ренессансной прежде всего по фантастической продуктивности, по многообразию интересов и занятий. А примерно год назад Быков все же принудил меня вступить в ряды своих поклонников. Еженедельно распечатываю его очередной сатирический этюд, читаю окружающим, складываю в специальную папочку. Иногда, против воли, запоминаю. И как не запомнить: «Скажи-ка, Дима, ведь не даром…» Это бескорыстное восхищение, а также профессиональные занятия советской историей позволяют мне высказать несколько соображений по поводу последней попавшего мне в руки сочинения в «Одно предложение». Это не претензии к автору или к тексту. Стихи - не политический трактат, поэт имеет право на свою трактовку, преувеличения и искажения. Я полностью разделяю эмоциональную оценку ситуации, описанную Быковым, и хочу, опираясь на текст стихотворения, обсудить некоторые политические и исторические представления, распространенные в российском обществе.
Начну с конца. Сжато и точно автор перечисляет язвы нашего времени, создает квинтэссенцию серой и бесталанной путинской эпохи.
«чтоб валенка уровень запах и цвет мы выбрали в цели свои; чтоб Ваенга - наш православный аскет - писала «мичеть» через и; чтоб после Кущевки и Крыма Ткачев, чьи фокусы сильно бодрят, набрал из кубанских своих казачков нагаечный зондер-отряд; чтоб время не двигаюсь, хоть удавись, а стыло тянучкой во рту; чтоб мелкий, но злобный один дзюдоист сказал инквизиции «тпру»; чтоб главных занятий -распил и разъезд - не думал никто прерывать; чтоб церковь, оправившись, сделала крест орудием казни опять; чтоб прятали бабки у внешних врагов, язык же засунули в ж., а всякое слово из пары слогов тут сложным казалось уже; чтоб вышли в тираж, поделились на сто, подонкам кричали ура; чтоб верхом возможностей сделалось то, чего бы стыдились вчера; затем, чтобы ростом считали развал, ослами набили конвент, чтоб тот патриотом себя называл, кому «идиот» — комплимент; чтоб символом вольности сделать тюрьму, а символом прав — помело, чтоб образ грядущего свелся к тому, чем в прошлом Россию рвало; чтоб прочие земли на парный тотем смотрели, плюясь горячо...»
С этим диагнозом трудно не согласиться: и политическая, и социальная жизнь, и культурный уровень выглядят убого, а порой просто отвратительно. Но обрывая рассказ о ключевых событиях российской жизни жалкой сегодняшней картиной, автор как бы свидетельствует, что перед нами дно, нижняя точка исторического пути. Однако это не так. Знали мы худшие, ужаснейшие времена, глубокие провалы, ни с чем не сравнимые чудовищные пропасти. Это и 1933, и 1937, и 1948 годы. Вряд ли следует здесь вспоминать до какого ничтожества во всех отношениях был низведен советский человек. Да и в начале 60-х, устроившись на работу, я видел, как перед каждым праздником пишущие машинки учреждения сносили в специальную комнату, а дверь опечатывали сургучной печатью, дабы никто не посмел настучать на клавишах какое-нибудь неконтролируемое слово. И так происходило в сотнях тысяч организаций по всей стране.
А сегодня?! Печатай - не хочу, на принтере, в типографии, в интернете. Езжай куда хочешь. Недавно господин Чхартишвили рассказал с эстрады, как сидя за письменным столом во французской глубинке, услышал про демонстрации, бросил свой труд и примчался на помощь. И невольно вспоминаешь, как во время оно таким не бездарным писателям, как Александр Сергеевич и Михаил Афанасьевич попасть в Париж так и не удалось.
Нельзя не признать, что в силу ряда исторических, технических и социальных причин живем мы в довольно свободную эпоху. Мы бесконечно свободнее, чем наши отцы, деды и прадеды. Им такое не снилось. А мы не довольны. И имеем на это право.
Заканчивает стихотворение Быков риторическим вопросом: определили ли важные исторические явления прошлого, сегодняшнее жалкое существование:
Затем ли Державин слагал «Снигиря», а Галич - «Трубят егеря», затем ли написана «Жизнь за царя!» и отдана жизнь за царя, затем ли за несколько доблестных строк, за пафосный слог и запал Радищев поехал в Илимский острог, а Новиков в крепость попал, затем ли Демидовы лили металл, и буйствовал Петр-исполин, и Пушкин писал, и Гагарин летал, и Теркин врывался в Берлин, затем ли Чадаев томился тоской, Некрасов рыдал в нищете [sic - C.M.], затем ли Волконский и с ним Трубецкой цепями гремели в Чите, затем ли Россия слетала с колес, красна от кровавых ручьев, и Ленину все-таки то удалось, чего не сумел Пугачев, затем ли играли в серебряный век, как больше нигде не могли б, и «Вехи» закончились «Сменою вех», а вслед им неслось «Из-под глыб», затем ли Магнитка, затем ли Дубна, и ширь, и тоска, хоть завой - величие зверства, и зла, и добра, и воли, и скуки самой, затем ли Суворов, террор и застой (который стояч, но глубок), и блеск разговоров, и трижды Толстой и трижды Тургенев, и Блок, жестокий, столетьями длящийся пир открытий, отваги, потерь, затем ли Россия, дивившая мир полтысячи лет, - чтоб теперь…
Автор отвечает печально: да, эти события сыграли свою роль. С этим можно согласиться, но с одним существенным дополнением, чем дальше от нас исторические события, тем их влияние слабее. Путинское яблочко упало с Ельцинской яблони, и буйство Петра, опера Мусоргского, походы Суворова оказали на теперешнюю российскую жизнь незначительное влияние. Ельцинское же семечко произросло в болоте застоя. И тут Магнитка, Дубна, полеты Гагарина, песни Галича и статьи Солженицына сыграли определенную роль. И не только они. Контролировали мы в те славные времена ни много ни мало треть человечества, загоняя (заманивая) его тем или иным образом в советский тупик. Тогда же мы подавляли Венгрию, вводили танки в Чехословакию освобождали Афганистан. А перед этим сталинский террор, а до него - ленинская революция, мясорубка первой мировой войны, в которую провалились благодаря бездарному, кровавому, ныне святому Николаю. И так, одно из другого, одно за другим. Столетиями дивившая мир Россия (лучше бы не дивила) в результате чудовищного зверства и зла так и не смогла выбраться на дорогу, проложенную цивилизованным человечеством. Продираемся окольными путями, по канавам и буеракам. Следует также заметить, что у зверства величия нет и быть не может. Бывает у него сила, могущество, огромная величина, но по большому историческому счету всегда очевидна его нравственная и социальная неполноценность и ничтожество. И не приходится удивляться тому, что поступь страны, определявшей порой судьбы мира, пускавшей ракеты и пугавшей человечество, обернулась сегодняшним серым существованием.
Как видно из текста Быкова, в российском трагическом историческом процессе была и другая составляющая, противостоявшая злу. Великая русская литература от Державина до Блока, и русское освободительное движение, стремившиеся к духовному и социальному прогрессу от Радищева и Новикова, до декабристов и Чаадаева. К сожалению, их преемница и наследница советская интеллигенция исторический шанс выбраться из болота на европейское шоссе упустила. Эти люди (среди них были многие сегодняшние протестанты) стали соучастниками (или пассивными неучастниками) ельцинского переворота в традиционную авторитарную колею. Своей миссии бороться за демократизацию и цивилизацию они не выполнили. И потому сегодня имеем то, что имеем. И ответственность за это печальное положение лежит исключительно на нас самих. «Времена не выбирают», и в своем времени, на своем месте следует стараться сделать свое дело. А иначе…
«И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом.
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом».
Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!
|
|