Сейчас на сайте

НАЧАЛО КОНЦА

Вывернутый наизнанку столбик пупка ходил, как поплавок над безумной рыбой, наворачивающей круги. Волны перекатывались слева направо и, слева же, вздымался бурун, маленький и остренький, словно рыбка выставила локоток, стараясь справиться с наворотом очередного круга. Наконец, ей удалось затормозить движение, и, видимо, сорвалась она с крючка. Боль приутихла, поплавок замер, локоток убрался вовнутрь. Четыре глаза отпустили последнюю волну, шторм затих.

Хозяйка живота улыбалась, а ее мужчина осторожной ладонью огладил купол – атласный снаружи, твердо-живой внутри.

- Пупок уже не спрячется? - спросил мужчина.

- Не спрячется. Он теперь опустится ниже, когда Малыш надумает выйти, - ответила женщина.

Минут десять Коля и Вита общались со своим первенцем.

- Запомни число, - Вита озабоченно помолчала, - какое сегодня?

- Двадцать первое апреля.

- Зашевелился! Ему надо двигаться. Он так кислород себе добывает! Чем больше ему будет нужно ветра, тем активнее он будет. Понимаешь?

- Ну, гулять станем, чтобы больше кислорода.

- А ты понимаешь то, – Вита побледнела, – что мы будем гулять снаружи себя, а он …внутри меня! И вот такие штуки будет выделывать живот. Думаешь, мне это как?

- Да ведь он маленький!

- Пока маленький. Его там все больше, это я – маленькая, а он – растет, и ему тесно, он локти выставляет, видел? Тебя это умилило. Но – это ему во мне тесно, это меня он изнутри расталкивает. А ты – умиляешься?!

Вита погладила живот слева внизу, оттуда отозвалось, остренько локоток выставился. Или пяточка… разве разберешь?

На улице воздух был упоительно сиренев. Душные облака застывали и радовали глаз концентрированным цветом. Пробегали под ногами красные кошки тюльпанов, игрушечные барашки гиацинтов.

Ему сладок был воздух, он запах ощутил его и вкус. Обнаружил, что видит барашка то розового, то другого какого - то, то опять розового. Иных он от розовых отделил, потому что иных она определила, сказав – фиолетовый, почти черный гиацинт! - И ему стало душно, его сдавило волной ее страха, от которой его кожа поджалась, а дыхание прервалось. Он запомнил, что барашек - это еще и гиацинт, если розовый – сладко, фиолетовый – дышать трудно и холодок по коже. И он запомнил ее интонации: – почти черные гиацинты звучали как вопль о пощаде, громкая жалоба, крик о защите.

Второй голос, не ее, а того, который рядом, спасающе и непонятно произнес:

- Это всего лишь красивый цветок, забудь, не якори фиолетовым себя и малыша! Забудь.

- Он видит через меня, - сказала Вита. Он внюхивается. Я чувствую. И он понимает про гиацинты. Он чует мое горе!

- Не мудри. – Успокаивающе сказал Голос, который рядом. Он не может ничего понимать и чувствовать о том, о чем ты сама уже плохо помнишь.

Малыш мягко тыкался внутри живота, как тычется лбом собака в ладонь.

- Хорошо, - сказала Вита. Ему сейчас хорошо, и когда он не похож на обезумевшую рыбку, мне тоже хорошо. Он тычется в меня носом!

Он в такой позе, что носом не может, - произнес Голос, который рядом. - Это не носом, лбом. Головенкой.

И легла на голову Малыша дополнительным и вопрошающим теплом его рука. Сквозь купол с листком ладони Малыш ощущал мир, в котором его не было. Мир был странным, в нем быстро и громко двигалось, и все, что было не она, его продолжающая, было чужим. Посягающим на нее.

Малышу не нравилось, что она часто отвлекалась от него, пропадала среди иного. Особенно раздражало, когда она сжималась, и где-то глубоко и низко трогала похожее на нее же. Вроде волосы гладила, но где, куда она тянулась? Волос было много, и они не были неподвижны, как вверху, а уворачивались, и влажно прикасались к ее щеке, или колену, остро прихватывая руку. Тогда она вскрикивала, пугала Малыша обжимающей теснотой, криком сдавливала. Это называлось « не дергай тигра за усы», так определял Голос, который рядом.

Она отвечала – не может собака вреда мне причинить, собака понимает!

У Малыша постоянно возникали сложности, смысла которых он не понимал. Например, барашки, которые розовые гиацинты, были сладкие, а фиолетово – черные барашки были опасны холодным сжатием. Тигр, которого «за усы не дергай», был собакой « не приносящей вреда», которая «понимает». Почему же тогда она вскрикивает, руку отдергивая?

Голос, который рядом, не всегда защищал, а делал иногда так, что она напрягалась, бежала, Малышу тогда становилось тесно, жарко или холодно, он двигаться начинал, судорожно сопротивлялся ей, плохо реагирующей на Голос, который рядом. Почему?

С каждым новым днем Малыш все лучше понимал ее, ему нравилось, что она выбирает места, где много барашков - гиацинтов, облаков сирени и кошек - тюльпанов, «у них ушки глянцевые, как не у кошек, им жесткой шерстки недостает», бормотала, присев на корточки. Эта ее поза тревожила Малыша, он оказывался близко к месту, где Вита заканчивалась. И тогда Голос, который рядом, звал ее:

– Мамочка! Мамочка, поднимайся, а то китайчонка родишь!

- Почему китайчонка?

- Потому, что в Китае, – объяснял Голос, который рядом, рожают на корточках. Над горячим кирпичом! Малыш твои приседания поймет как приглашение, и заторопится…

- О, - сказала Мамочка, - О! Он тебя слушает! И еще хочет…

- Я? Еще? Я вообще ничего не хочу, - подумал Малыш. – Вы там все двоите, одно есть одновременно другое, и еще там есть это, волосяное – мокрое - острое, отчего Она отшатывается, оно сразу тигр и собака, два в одном! Два в одном, лижущее, кусающее и…перхоть убивающее, оно все понимает! Не хочу я к этому. Еще чего!

Малыш взбрыкнул протестующе. Мамочка аж присела.

-Ух! – сказала Вита. - Он меня саданул из-за этой собаки. Почему он ее не выносит? Ник, ты купал Фимку шампунем, два в одном?

- Угу.

- Вот! – сказала Мамочка торжествующе – вот! Малыш не переносит шампунь. Он будет грязнулей!

- Откуда ты знаешь? Как он может уже что-то не любить?

- А он меня стукает всякий раз, когда речь заходит о Фимке, обо всем, что с собакой связано. Ни погладить псину, ни шампунь в руки взять. А когда я облокачиваюсь на подушку с тигром, - вдруг добавила, - и взгляд расширился: – О, Ник! Он думает, что тигр и собака – одно и то же!

- Не фантазируй, - сказал Голос, который рядом, он же Коля, и Ник, - Малыш еще амеба, он не думает.

- Так, - подумал Малыш, - я это вообще что-то! Дитя, Малыш, Наш толстенький, Драчун, Хулиган, Заинька - Солнышко, и вот еще Амеба. Да… этот Ник, Коля, Голос, который рядом, – полный крези. Она все о нем правильно знает. Что же мне делать? С ними…

…Когда она ложилась спать, Голос, который Ник, который Коля, Который Голос который рядом, мешал дышать Малышу, жить Малышу мешал, врывался в нее, входил в нее, вползал …пока она ему позволяла. Почему - зачем она позволяет, а сама плачет из-за этого, приминающего его, Малыша, жизнь. Не делала бы она этого с Голосом, который рядом! Стоит отдалиться Голосу, который рядом, когда вообще исчезает он, дышится вольно, и она спокойна. Пока о Нике не подумает. Вспомнит о Голосе, который рядом – и сразу напрягается – Где он, думает, с кем? И так далее…Кошмар этот Ник. Он нам с мамочкой мешает, мешает.

А Вита…жалеет его. А не меня, не меня? – пугался Малыш.

Особенно раздражало Малыша настойчивое ожидание, которое Ник и Вита громоздили с утра и до утра последние дни. Время – все чаще это слово врывалось в Малыша, заставляя сжиматься: «Время пришло! Уже скоро! Не пропустите время!».

Малыш ощущал время как мамочкин страх. И пугался. Вита тонкую руку вытягивала, обхватывала запястье колечком пальцев правой руки и говорила, тревожась, Нику:

- Ну, просунь кулак через колечко!

- Кулак не пройдет, - сокрушался Ник.

- И тогда они возьмут ножницы – чтобы просто разрезать. Без анестезии! – С ужасом шептала Вика.

- Но ведь не обязательно, - кости у всех расходятся, и у тебя разойдутся. На два сантиметра! – Успокаивал Голос, который всегда рядом.

- Всего на два!

- Почему ты думаешь, - спросил Ник, - что голова малыша – как мой кулак?

- Потому, - отвечала мамочка, - что ты отец его!

…-Так, - подумал Малыш, - мало того, что Голос, который рядом, это Коля, Ник, Гад, Любимый, он еще и - Отец! Вот почему он меня поджимает! Наверное, и дальше…собирается. Что собирается? Что они вообще такое говорят, при чем здесь моя голова, его кулак, ее колечко, и – ножницы! И ужас, ужас, которым она меня стискивает, последнее время… Прямо выталкивает.… Ой! Да ты что делаешь! По-че-му-ууу. Я не хочу, - подумал вдруг отчетливо и спокойно Малыш. Я не хочу туда, куда она меня выталкивает – к этому Гаду, Отцу, Голосу, который рядом. К собаке. К ножницам. К горячему кирпичу. Они говорили, вдруг я стану китайцем, когда наступит время. Я времени не хочу…наступления! Корточки! Пусть не садится на корточки! На корточки нельзя. Что делает, что она делает!

Вита, присев с трудом на корточки, застегивала босоножек и, удивляясь, смотрела, как под ним натекала лужица.

- Все. – Сказала она себе. – Все. Это конец.

Медленно, очень плавно поднялась и сказала Нику:

- Вот. – Показала на лужицу.

- Что?

- Началось. Время!

Малыш напрягся:

- Уф! - Себе она сказала: «Конец». Нику: «Началось». А – мне? Что, конец начался?

Малыш заерзал возмущенно, - мамочка возмутительная трусиха, - ну, началось что-то, конец, а дальше-то что? Ему – что делать?

Родители его, путаники несусветные, странно себя повели. Она в постель легла. А он пошел в гараж, машину готовить. Чтобы ее из постели вытащить и в машину посадить. Зачем? Вот он ведет машину и говорит:

-Родная, раз началось, скоро все кончится, мужайся, ласточка моя, я с тобой, не бойся, все будет хорошо!

Мамочка вся топорщится, изумляется, то сжимает Малыша, толкает, то затихает расслабленно, подышать дает. То опять взашей, и дыхание прерывает, и сама не дышит, а потом вообще сжалась в комочек – не повернуться, не шевельнуться Малышу.…Малыш противился, упирался, цеплялся за мягкое, но оно, мягкое это, внезапно твердело и уходило из-под цепких пальчиков. Толкало, опять приминало и что-то кожу обволакивало, липло, а привычное, теплое и жидкое, исчезло. Удобно и мокро больше не было, а только страшно, сухо, шершаво, потом темно, и скользко, и удушливо …

- А-А-А-А удивленно и певуче прокричала Вита.

Ник газ прибавил

- У-У-У-У - тянула Вика…

У Голоса, который всегда рядом, дрогнула рука с тормозом, и угодила по затылку Малышу.

- Ах, - сказала Вита. – Не бойся, Ник, мы успеем. Но – а почему он больше не толкается?! Он перестал…!

- Еще чего, - подумал Малыш. Еще чего! Я уже все понял. Не хочу. Я не хочу к вам, к собаке, которая все понимает, которая тигр, которую можно дергать за усы, которая пугает. Потом колечко, ножницы, кирпич горячий, по затылку вот уже дали…Ужас - ужас- ужас - мужественной будь, начало, которое скоро кончится. А я? Что? Не надо…Мне – туда не надо.

Меньше чем через час окровавленного Малыша вытащили безжалостные осторожные сильные умелые руки на Божий свет. И Малыш протестующе закричал.

- Вот и все, - сказали руки, - какой горластый! Посмотрите, мамочка, - лихой казак, с чубом!

Вита увидела орущего лохматого маленького Малыша и вдруг поняла, что он – не хочет, протестует, скандалит.

- Солнышко, - сказала Вита, - не бойся, - маленький, я тебя всему научу! Ты только не бойся. Я люблю тебя!

И Малыш узнал ее голос. И поверил ей.

2002, апрель.


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Редактор - Е.С.Шварц Администратор - Г.В.Игрунов. Сайт работает в профессиональной программе Web Works. Подробнее...
Все права принадлежат авторам материалов, если не указан другой правообладатель.