Сейчас на сайте

Александр ПАНКОВ

РОЛЬ НИКОЛАЯ АЛЕКСЕЕВИЧА ПОЛТОРАЦКОГО В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ФОТИЕВОГО БРАТСТВА[1]

Полторацкий (справа) и Лотман

В истории русской церковной эмиграции видное значение играет деятельность Братства Святителя Фотия. О деятельности этого Братства на сегодняшний день имеется немало упоминаний, которые, однако, носят несистематический и иногда даже противоречивый характер, обусловленный причинами, характерными для воспоминаний и мемуаров. Между тем, деятельность Братства ждет своего по-настоящему научного исследования. Данная статья может рассматриваться как самый первый, пробный или, как принято говорить в методологии науки, пилотажный характер. С деятельностью Братства неразрывно связано имя Николая Алексеевича Полторацкого. Хотя бы потому, что он в течение значительного времени был активным членом этого Братства и в течение некоторого времени даже его руководителем (начальником или председателем). Однако, как мы уже отмечали, «деятельность Полторацкого как в эмиграции, так и после его возвращения на Родину, остается недостаточно изученной, а сам Николай Алексеевич в известной степени оказался “фигурой умолчания” в истории русской религиозно-общественной жизни».[2] А значит, и многогранная деятельность Н. А. Полторацкого — церковного деятеля, историка русской эмиграции, переводчика уникальных богословских текстов — также все еще ждет своего исследования.

Необходимо отметить, что научное исследование как деятельности Братства Святителя Фотия, так и деятельности Полторацкого неизбежно встречается с рядом трудностей. Так, архив Братства (или же, что вероятнее, лишь его часть) хранится в парижском Трехсвятительском подворье Московского Патриархата и до сих пор должным образом не изучен. Все, что нам удалось прочитать о Братстве Святителя Фотия, носит характер воспоминаний и мемуаров, которые, как известно и, как было сказано выше, имеют противоречивый характер и обладают высокой степенью субъективизма и недостоверности.

Что касается сведений о жизни и деятельности Н. А. Полторацкого, то они носят, главным образом, автобиографический характер. При этом необходимо отметить, что воспоминания Полторацкого, если и были опубликованы, то, как правило, в сокращенном виде главным образом, в «Журнале Московской Патриархии». Самым же последним примером является публикация, осуществленная дочерью Николая Алексеевича — Анной Николаевной Полторацкой.[3] В основном же его воспоминания записаны в виде бесед на магнитофон. Эти воспоминания записывались в разное время разными людьми, но попытка сделать эти записи регулярными и систематическими была предпринята лишь автором данной статьи, который был знаком с Полторацким в последние пять лет его удивительной жизни. К сожалению, в силу разных причин, за эти пять лет удалось сделать много меньше, нежели хотелось и следовало. Прежде всего, в это время 1986–1991годы не так много было известно об истории русского зарубежья. Литература по этому поводу, изданная за рубежом, была труднодоступна. И поэтому было не очень-то и понятно, о чем же необходимо в первую очередь спрашивать в ходе интервью, на чем акцентировать внимание и интервьюера, и интервьюируемого. Кроме того, во время интервью, которые брались у Николая Алексеевича и автором данной статьи, и другими интервьюерами, а также, во время целого ряда встреч Н.А. Полторацкого с гуманитарной общественностью г. Одессы, ему в основном приходилось уделять внимание ответам на вопросы, касающиеся деятельности других, более известных в то время, нежели Н. А. Полторацкий, деятелей русской эмиграции Н. А. Бердяева, о. Сергия Булгакова, о. Георгия Флоровского, матери Марии (Скобцевой), И. А. Ильина, Л. П. Карсавина, Н. О. и В. Н. Лосских, Г. П. Федотова и других. В значительной степени эту ситуацию спровоцировал сам Полторацкий. Как мы уже отмечали, «обладая природной скромностью, Н. А. Полторацкий всегда говорил о своих соратниках: “Я не ставлю себя в один ряд с ними по своему калибру”».[4]

И все же, несмотря на все вышеперечисленные изъяны проведенной нами и другими интервьюерами работы, удалось собрать достаточно интересные и по-своему уникальные сведения, касающиеся жизни и деятельности Полторацкого. В настоящее время воспоминания Николая Алексеевича систематизируются и комментируются с целью их издания в полном виде. Можно сказать, что по ходу этих систематизации и комментирования осуществляется изучение жизни и деятельности Полторацкого с применением биографического метода. При этом следует отметить, что биографический метод становится в настоящее время все более востребованным в различных областях гуманитарного знания и, в частности, в истории, философии и социологии. Гуманитарное знание все активнее обращается к качественным методам исследования, призванным уравновесить классические количественные методы. А биографический метод, в свою очередь, является одним из основных качественных методов исследования социальной реальности. При этом важно также отметить, что центральное место в биографическом методе занимает не столько сфокусированность исследователя на уникальных аспектах истории жизни человека или на субъективном личностном подходе к описанию определенных сфер человеческой жизни, сколько понимание того, как повествование о частной жизни «вводит обобщенный, интегральный образ “Я”, хотя бы пунктиром намечает идентичность человека в целом и выводит сознание, мышление на особый временной горизонт — в макровремя человеческой жизни»[5]5 То есть выводит исследователя уже на философское осмысление социальной реальности и закономерностей ее преломления в сознании человека. Чаще всего источником биографических данных становятся материалы интервью и бесед либо личные документы.

Воспоминания Н. А. Полторацкого как раз и протекают в том макровремени, о котором говорилось выше — макровремени и человеческой жизни, и той исторической эпохи, в которую он жил. Воспоминания Полторацкого вызывают исследовательский интерес тем, что они одновременно могут рассматриваться и как жизненная практика человека, оказавшегося в нетипичной социальной ситуации в ситуации не планировавшейся, вынужденной эмиграции, и как среднестатистическая история жизни русского церковного эмигранта. Хотя мы уже писали о том, что «среднестатистической биографию Н. А. Полторацкого, учитывая его положение в среде русских церковных эмигрантов, можно назвать лишь условно»,[6] но, тем не менее, в ней очень наглядно проявляется преломление «духа времени» в биографии человека. Исследовательский интерес к воспоминаниям Полторацкого подогревается и тем, что фигура Николая Алексеевича в истории русской церковной эмиграции во многом остается, как уже было отмечено выше, «фигурой умолчания». А между тем этот человек, судя по имеющимся в нашем распоряжении достоверным документам, играл в жизни русской церковной эмиграции весьма значительную роль. Кстати говоря, при использовании биографического метода принципиально важно дополнять личные документы либо материалы интервью и бесед заведомо достоверными документами. И если в случае исследования жизни и деятельности Полторацкого в этом плане достигается пусть и медленный, но все же достаточно очевидный успех в первую очередь благодаря кропотливой работе А. Н. Полторацкой и ее мужа Анатолия Николаевича Катчука над архивом Н. А. Полторацкого, то в случае с исследованием деятельности Братства Святителя Фотия мы подобным прогрессом, увы, похвалиться не можем.

И все же постараемся изложить и проанализировать те сведения о деятельности Братства Святителя Фотия равно как и о жизни и деятельности Полторацкого, неразрывно связанного с Братством, которые нам известны на сегодняшний день, максимально стараясь при этом не повторять уже опубликованные нами материалы.

Братство Святителя Фотия было создано в 1925 году по другим сведениям, в частности со слов иеромонаха Нестора (Сиротенко), настоятеля парижского Трехсвятительского подворья Московского Патриархата, — в 1923). У Братства, названного в честь крупнейшего православного канониста, были далеко идущие планы, о которых будет сказано ниже. Как отмечает православный французский богослов Елизавета (Элизабет) Бер Сижель, Братство Святителя Фотия было замкнутой, «на грани эзотеризма», религиозной организацией, а его молодые основатели исходили из образца средневековых рыцарских орденов. Вступление в Братство осуществлялось путем церемонии, подобной рыцарскому посвящению. Выбор покровителя Братства, Константинопольского патриарха IX века, противника введения филиокве в Символверы — сам по себе уже программа. Под омофором Святителя Фотия русская молодежь стремилась к «чистоте» Православия; однако она парадоксальным образом демонстрировала и любовь к Западу. В энергичной динамике Запада она чувствовала тайну поиска Грааля, поиска православной духовной правоты. Следовало раскрывать Западу Православие — сокровище, «спрятанное» на собственном, западном, поле, а не чужую, не экзотическую религию. Поэтому Братство взялось за усердные и подробные исследования древних традиций христианской Франции времен неразделенной Церкви (одной из таких традиций Братство считало древний галликанский обряд, которого придерживались некоторые французские католические приходы, впоследствии перешедшие в Православие. Целью было возрождение западного Православия и в дальнейшей перспективе — восстановление церковного единства не правда ли, очень далеко идущие планы?.

В связи со сказанным следует отметить, что уже в первом пункте «Краткого положения о православном Братстве во имя иже во святых отца нашего Фотия, Архиепископа Константинополя нового Рима, Патриарха Вселенского, исповедника»[7] говорится о том, что «Братство есть дисциплинированное общество Православных Христиан, объединенных для защиты Церкви и Торжества Вселенского Православия». Одним из основателей Братства был харизматичный будущий священник Евграф Ковалевский, а также — его друг и одновременно оппонент П.Н. Евдокимов. А в скорости к ним примкнули В. Н. Лосский, Ф. Т. Пьянов, И. А. Лаговский, Л. А. Успенский, братья Евграфа Ковалевского — Максим и Петр.

Если принять в качестве даты образования Братства святителя Фотия 1925 год а на эту дату указывает большинство известных нам источников, то именно в этом году 16-летний Н. А. Полторацкий вместе со своей матерью и бабушкой выехал во Францию из советской России. Совпадение весьма символичное. И молодой Николай Полторацкий («русский мальчик», как писал о таких молодых людях Достоевский) вполне мог cразу же по приезде во Францию заинтересоваться деятельностью Братства. Однако не участвовать в ней непосредственно, поскольку первое время после приезда во Францию его семья жила не в Париже, а в Ницце. Хотя постепенно Полторацкий стал играть роль не только очевидца, но и «участника духовных исканий русской религиозной интеллигенции».[8]

Первыми членами Братства Святителя Фотия были русские эмигранты из числа студентов только что основанного о. Сергием Булгаковым Парижского Свято-Сергиевского Богословского института. Здесь важно отметить некоторые особенности мироощущения молодых русских эмигрантов, основавших Братство Святителя Фотия. Они были убеждены в том, что рассеяние православных по всей Европе, вызванное революцией, свершилось по Промыслу Господню. Господь пожелал прихода православной эмиграции на Запад, поскольку только Православие, по их мнению, способно было возродить на Западе традицию неразделенной Церкви, используя при этом «местные источники». Еще в 1920году, во время долгого переезда его семьи во Францию, глубоко верующий «русский мальчик» (здесь мы снова используем термин Достоевского) Евграф Ковалевский оставляет записку в русском храме Стамбула, в которой говорится, что Господь попустил революцию, чтобы очистилась Церковь и Православие распространилось по всему миру. В 1925 году Евграф Ковалевский поступает в Парижский Свято-Сергиевский Богословский институт. Он знакомится здесь с П. Н. Евдокимовым, сыгравшим достаточно большую роль в деятельности Братства Cвятителя Фотия. Характеры Евграфа Ковалевского и П. Н. Евдокимова сильно отличались, и они далеко не всегда могли понять друг друга. Но общее призвание свидетельства о Православии на Западе предопределило их сотрудничество, к некоторым аспектам которого мы в данной статье еще вернемся. Следует отметить, что Полторацкий в своих воспоминаниях уделял большое внимание и о. Евграфу Ковалевскому, и П. Н. Евдокимову. Мы предполагаем, что именно Евграф Ковалевский оказал решающее влияние на решение Полторацкого вступить в Братство Cвятителя Фотия. Впрочем, Евграф Ковалевский оказал влияние на подобное решение и многих других представителей русской эмиграции.

Возвращаясь непосредственно к истории Братства Cвятителя Фотия, следует отметить, что какое-то время начальником (председателем) Братства был А. В. Ставровский, затем — В. Н. Лосский, приглашенный в Братство братьями Ковалевскими. В 1945 году начальником Братства был избран Н. А. Полторацкий, являвшийся членом Братства с 1934 года. Это избрание уже само по себе говорит о том, что Полторацкий был достаточно влиятельной фигурой в среде русской церковной эмиграции, или, по крайней мере, той ее части, что сохраняла верность Московской Патриархии. Это подтверждается и избранием Полторацкого в 1939 году на должность ответственного секретаря Особого Благочинного Совета Русской Православной Церкви Московской Патриархии во Франции, ведавшего делами приходов Московской Патриархии во время Второй мировой войны. Здесь уместно еще раз напомнить о следующих словах Полторацкого: «Когда на открытом собрании я был единогласно избран ответственным секретарем Особого Благочинного Совета Московской Патриархии, то после этого, естественно, со стороны правых кругов отношение ко мне было скорее отрицательное, критическое».[9] Следует вспомнить о том, что, как справедливо заметила заместитель главного редактора журнала московского Библейско богословского института святого апостола Андрея «Страницы» И. К. Языкова во время Международного семинара «Н. А. Полторацкий и Парижская Богословская школа», сохранять верность Московской Патриархии в эмиграции вообще требовало от всех ее сторонников большого мужества.

Следует также отметить, что обязанности ответственного секретаря Особого Благочинного Совета Московской Патриархии Н. А. Полторацкий сложил с себя в 1945 году, во время приезда в Париж митрополита Николая (Ярушевича), когда Особое Благочиние было упразднено в связи с примирением митрополита Евлогия (Георгиевского) с Московской Патриархией и его назначением Экзархом Московской Патриархии.

Нельзя не вспомнить и о том, что вскоре после избрания Н. А.Полторацкого начальником Братства Святителя Фотия, по инициативе Братства был создан Парижский Французский Православный Богословский институт святого Дионисия. Сам Николай Алексеевич, насколько нам известно, ни в Парижском Французском Православном Богословском институте святого Дионисия, ни в Парижском Свято)Сергиевском Богословском институте не преподавал. Но сыграл значительную роль в образовании первого и был самым тесным образом связан со многими преподавателями второго. Тем более, что целый ряд русских церковных эмигрантов одновременно преподавали в обоих институтах.

Далее необходимо отметить, что после того как в 1935–36 годах Братство исполнило поручение Московской Патриархии осуществить разбор софиологии о. Сергия Булгакова и этот разбор дал ее негативную оценку, нашедшую наиболее яркое и резкое воплощение в труде В. Н. Лосского «Спор о Софии», деятельность Братства подверглась критике, а по словам С. С. Хоружего, и травле со стороны не только правых кругов, но и умеренных —евлогианцев. Членов Братства называли чекистами, большевиками, обскурантами и все возможности объяснения своей позиции в эмигрантской прессе оказались для них закрыты. Софиология о Сергия Булгакова подверглась критике и в труде о. Георгия Флоровского «Пути русского богословия». Осмысливая ход софиологических споров и не забывая о его контексте, необходимо отметить, что один из самых глубоких современных православных богословов и философов С. С. Аверинцев демонстрировал весьма положительное отношение к «софиологическому мнению» о. Сергия Булгакова, считая что тот «был ближе к литургической, иконографической и мистической традиции православия, чем его богословские антагонисты».[10]

Мы уже писали о том, что «Братство Святителя Фотия видело свою задачу в свидетельстве о православии на Западе. И при этом члены Братства охотно организовывали встречи с неправославными богословами, привлекавшие самые разнообразные круги христианской интеллигенции».[11] Особенно активно эти встречи походили в тридцатые годы. Здесь следует упомянуть собрания у Н. А. Бердяева и Ж. Маритена, в которых участвовали члены Братства. Каждый изучал западное христианство в той сфере, которую предпочитал: кто богословие и историю, кто экклезиологию и литургику, кто иконопись и музыку.

Что касается Николая Полторацкого, то его следует считать не только участником вышеназванных богословских дискуссий, но и непосредственным их организатором. Ведь он, помимо всего прочего, являлся техническим секретарем Религиозно-философской академии, которую возглавлял Бердяев. В обязанности технического секретаря, как раз и входила организация заседаний Религиозно-философской академии. Здесь вполне уместно будет особо указать на то, что в целом ряде русских эмигрантских структур Полторацкий выполнял функции секретаря. Функция секретаря, как правило, малозаметна и не очень-то «презентирует» человека, ее выполняющего. Но именно благодаря этому человеку та или иная организация или структура существует. И исчезает, когда, по тем или иным причинам, исчезает малозаметный, но столь необходимый «секретарь». Значительную роль в избрании Полторацкого на должность начальника Братства Святителя Фотия и другие многочисленные должности, которые он занимал в русских эмигрантских организациях, сыграли организаторские, «секретарские» способности Полторацкого, а также, конечно же, и его личные качества. Мы уже писали о том, что в русском зарубежье Николай Алексеевич выполнял «медиаторную» функцию —сглаживал противоречия и примирял оппонентов.[12]

Продолжая наши размышления о роли Полторацкого в деятельности Братства Святителя Фотия, необходимо отметить, что, учитывая связи Николая Алексеевича в католической церковной среде (о которых он неоднократно говорил в своих воспоминаниях), можно с большой долей уверенности говорить о его значительной роли в практическом осуществлении проекта по присоединению в середине 30-х годов Евангельской Католической Церкви, возглавляемой епископом Луи Шарлем Виннартом к Московской Патриархии.

Это был уже не первый опыт создания франкоязычных православных приходов, подчиняющихся Московской Патриархии. Так, еще в конце 1928 — начале 1929 годов в Париже родился первый франкоязычный православный приход. Решение об его создании принималось в ноябре 1927 на полуофициальном собрании в Парижском Свято-Сергиевском Богословском институте. А предшествовала этому решению активная подготовительная деятельность П. Н. Евдокимова и Евграфа Ковалевского. П. Н. Евдокимов представлял себе Братство Святителя Фотия как платформу экуменического диалога и активно интересовался проектом создания франкоязычного православного прихода. Вместе с Евграфом Ковалевским он убедил в этом о. Сергия Булгакова и его ученика Л. А. Зандера. В свою очередь о. Сергий Булгаков попытался убедить в целесообразности подобного проекта митрополита Евлогия (Георгиевского).

После некоторых сомнений митрополит Евлогий (Георгиевский) также становится сторонником этого проекта. Вполне, вероятно, что не без влияния все того же вездесущего Евграфа Ковалевского, отец которого был одним из советников митрополита. Митрополит Евлогий (Георгиевский) вполне отдавал себе отчет в том, что некоторые русские дети, особенно из русско-французских семей, к концу 20-х годов уже не понимали русского языка и пришел к выводу, что богослужения на французском языке позволили бы сохранить православную веру у этих детей. В январе 1929 года горсточка «русских мальчиков» (среди которых было и несколько девушек), присоединившись к прихожанам перешедшего в Православие бывшего католического прихода, возглавляемого иеромонахом французом о. Львом Жиле, начала участвовать в регулярных православных богослужениях на французском языке. Вначале этот приход был очень скромным по количеству его прихожан — он насчитывал не более двадцати-тридцати прихожан. Позднее их собралось до сотни — как русских, так и французских прихожан.

Опять-таки, нам неизвестно (надеемся, как и по поводу других неизвестных нам обстоятельств его жизни и деятельности, что пока неизвестно) принимал ли Полторацкий непосредственное участие в реализации этого проекта, но, как минимум, он мог знать о нем от Евграфа Ковалевского или П. Н. Евдокимова, мог заинтересоваться им и вдохновиться в своей дальнейшей, прежде всего экуменической деятельности, о которой мы упоминали в контексте анализа экуменической деятельности других выдающихся представителей русской эмиграции.[13]

Зато доподлинно известно о том, что в 1940-е годы Н. А. Полторацкий принимал активное участие в деятельности по присоединению русских приходов Константинопольского Патриарха так Московской Патриархии.

Как известно, в 1948 году Полторацкий вернулся в Советский Союз. И формально он оставался начальником Братства даже еще некоторое время после своего возвращения на Родину. Однако 13марта 1949 года Полторацкому было составлено письмо от имени Совета Епистатов Братства святителя Фотия, в который входили (во всяком случае, именно ими было подписано письмо) протоиерей Евграф Ковалевский, диакон Максим Ковалевский, Владимир Лосский, Леонид Успенский, инок Григорий Круг. В этом письме, в частности говорилось о том, что начальник Братства Н. А. Полторацкий «с момента своего отбытия в СССР 13)го февраля 1948 г. до сих пор не установил сношений с Братством и тем Братство было лишено возможности действовать официально». Говорилось в письме и о том, что «основное ядро Братства пребывает в Париже, и Н. А. Полторацкий был оторван от него и посему не может являться посредником между нами и Московской Патриархией». В заключение письма было сделано следующее постановление: «1. Просить Н. А. Полторацкого представить нам объяснение по поводу создавшегося положения в месячный срок по получении этого постановления. 2. Впредь до выяснения наших отношений с Н. А. Полторацким, Епистатский Совет берет на себя руководство Братством и от лица Братства вступает в сношения с Высшей Церковной Властью».[14]

Члены Братства были оторваны не только от Полторацкого, принявшего поистине экзистенциальное решение о возвращении на Родину, но и, естественно, от советской действительности, с которой по-настоящему столкнулся Николай Полторацкий. Вовремя вышеупомянутого Международного семинара «Н. А. Полторацкий и Парижская Богословская школа» немало времени было уделено рассуждениям о том, почему же все-таки Николай Алексеевич вернулся на Родину. Неужели он не знал, не понимал, что происходит там? Эти вопросы особенно актуальны потому, что Полторацкий перед своим окончательным возвращением на Родину побывал в СССР в 1947 году в составе церковной делегации Западно-Европейского Экзархата. Для данной статьи важно то, что в составе этой делегации Полторацкий находился именно как начальник Братства Святителя Фотия. В этот первый после двадцатидвухлетней эмиграции приезд на Родину Николай Алексеевич провел в Советском Союзе пять (!) месяцев. И до сих пор возникают вопросы о том, как же он не увидел того, что происходило в Советском Союзе? Ведь Полторацкий отнюдь не был наивным человеком. Некоторые его современники называли его даже «хитрым». Хотя скорее нужно говорить не о хитрости Полторацкого, а его способности сохранять образ своего «Я» в самых невероятных жизненных обстоятельствах. И вопрошать сейчас, по нашему мнению, в первую очередь нужно о том, неужели такому человеку, как Николай Алексеевич, не позволили увидеть всего того, что происходило в то время в Советском Союзе? Или он готов был обмануться и все-таки ждал гостеприимства?

Свой ответ на вопрос о мотивах возвращения Полторацкого нам уже доводилось давать, когда мы писали о том, что он, «несмотря на все надежды, мог предположить худшее и делал свой шаг вполне сознательно. Чтобы разделить участь своего народа».[15] И все же вопросы остаются. Насколько все)таки понимали Полторацкий и другие «возвращенцы», какова участь их народа и какая участь ждет их самих? Ведь многих из них ждали репрессии, лагеря, ссылка. Так что, Н.А. Полторацкому, можно сказать, повезло – он оказался в «южной» ссылке - в Одессе. Разумеется, везение это весьма относительное. Для Н.А. Полторацкого, несмотря на все вышесказанное эта ссылка оказалась полной неожиданностью. В своих воспоминаниях друг Николая Алексеевича - А.А. Угримов, пишет о реакции Н.А. Полторацкого на известие об его направлении в Одесскую духовную семинарию: ««Ну вот, - сказал мне Коля, когда мы шли по Поварской на Арбатскую площадь, - допрыгался». И, защелкав пальцами, блеснул очками в мою сторону. Надень он старомодный фрак, зачеши он виски вперед и взбей хохолок – ну совершенный портрет грибоедовской эпохи».[16]

Что же было потом? Поначалу Николаю Алексеевичу предоставили в Одессе прекрасную большую квартиру в церковном доме. Но, когда он отказался сотрудничать с органами безопасности или, как сказал бы настоящий грибоедовский персонаж, отказался «прислуживаться» им, его семью (а вернулся Н.А. Полторацкий в Советский Союз, как и уезжал - с матерью и престарелой бабушкой) через год переселяют в две маленькие комнатушки на первом этаже. Как вспоминает А.Н. Полторацкая, её отец «проработал два года в Одесской духовной семинарии, а тут ему  говорят: «нет для Вас часов». Живёт большую часть в Москве, работает переводчиком в отделе Внешних церковных сношений (считается одним из лучших переводчиков богословских трудов на то время). Чтоб не думал, что всё замечательно, жену увольняют с преподавательской работы из Политехнического института с формулировкой «потенциально идеологически не выдержанный элемент» <…> Живут в долг».[17]  

Кстати говоря, начиная с 1962 года в отделе Внешних церковных сношений Московской Патриархии работал друг Н.А. Полторацкого по эмиграции – А.Л. Казем-Бек, в прошлом являвшийся главой движения младороссов.  Это движение также ещё ждет своего исследователя, хотя перу Н.А. Полторацкого принадлежат воспоминания о нем, в том числе и публикуемые в данном сборнике. А.Л. Казем-Бек после возвращения из эмиграции был назначен заведующим переводческого отдела Внешних церковных сношений Московской Патриархии и специальным секретарем председателя отдела Внешних церковных сношений. Это назначение стоило ему тяжелого морального испытания, потому что, по приезде в Москву, его заставили подписать открытое письмо-заявление, напечатанное в «Правде», в котором он признавался в «политических преступлениях и правонарушениях», которые никогда не совершал.

Лишь в 1960-х годах, после многократных ходатайств перед советскими властными структурами самого высшего церковного руководства, Н.А. Полторацкого восстанавливают на преподавательской работе в Одесской духовной семинарии, где до самой своей смерти 31 августа 1991 года он преподавал французский, церковно-славянский и русский языки и историю Русской Православной Церкви.

Но, ведь можно вспомнить и о куда более жестоких судьбах. Достаточно вспомнить о судьбе друга Полторацкого — А. А. Угримова. Угримов, как и Полторацкий, оказался в совсем еще молодом возрасте в эмиграции отнюдь не по своей воле — он в 1922 году со своим отцом был пассажиром знаменитого «философского» парохода вместе с другими высланными из Советской России представителями русской интеллигенции. Во время Второй мировой войны был руководителем Дурданской группы Сопротивления, в которой в качестве связника состоял и Полторацкий. За активную помощь союзникам сопротивляющейся Франции Угримов получил именную грамоту из рук американского генерала Эйзенхауэра. В 1947 году вместе со своим отцом был выслан из Франции за просоветские настроения (!) и вернулся на Родину. В Советский Союз вслед за ним переехали и его жена и дочь. В Советском Союзе в 1948 году Угримов был осужден на десять лет за «помощь международной буржуазии». Уж не грамота ли от Эйзенхауэра была так оценена Советским правительством? Хотя вероятнее всего причиной осуждения было участие в младоросском движении. Это движение также еще ждет своего исследователя. Из «своей десятки» Угримов шесть лет — до 1954 года —провел в воркутинской шахте. Эти же годы провела в лагере женаУгримова.[18]

Возвращаясь к вопросу о том, насколько понимали Н. А. Полторацкий и другие «возвращенцы», какая участь их ожидает, могу вспомнить cвои беседы с Николаем Алексеевичем, из которых вытекало, что «он знал или, как минимум, догадывался, что произошло с близко знакомым ему Сергеем Эфроном — мужем Цветаевой».[19] Впрочем, здесь мог сыграть свою роль феномен смещения временных пластов, характерный для мемуаров и воспоминаний и как раз и обеспечивающий их недостоверность. То, что Полторацкий узнал о деятельности Эфрона по прошествии большого временного отрезка, он впоследствии вполне мог приписать своему знанию об этом, полученному еще в эмиграции.

Но, как бы то ни было, ясно, что ни о каком «сношении с Братством», а тем более — ни о каком руководстве Братством для Полторацкого после его возвращения речи уже быть не могло. И вскоре он пишет руководству Братства письмо, в котором сообщает(нам остается только догадываться о том, насколько добровольно это было сделано) о своем отказе от руководства Братством, но с сохранением при этом за собой должности члена Совета Епистатов Братства Святителя Фотия со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями. Начальником Братства уже второй раз был избран В. Н. Лосский, но поскольку он в это время активно работал над докторской диссертацией, временно исполняющим эти обязанности стал Л. А. Успенский, к которому, насколько нам известно, через несколько лет они отошли окончательно.

О дальнейшей судьбе Братства Святителя Фотия известно не так уж много, поскольку, как было сказано выше, архив Братства до сих пор должным образом не изучен исследователями. Следует отметить, что Полторацкий в течение многих лет переписывался с Л. А. Успенским (вплоть до самой смерти Успенского 11 декабря1987 года).[20] Однако анализ этой переписки также не проливает свет на дальнейшую судьбу Братства. Об этой судьбе мы узнаем в основном из уже неоднократно цитировавшихся воспоминаний Угримова. Он пишет о том, что в Фотиево Братство «в разные годы были приняты отец Петр Люилье (Pierre L’Huillier, впоследствии архиепископ Нью-Йоркский), Николай Владимирович Лосский (в 1948 году), отец Николай Озолин, митрополит Антоний Сурожский, Филипп Фортсман (в семидесятых годах). <…> В середине1980-х годов Л. А. Успенский и Н. В. Лосский приняли решение о роспуске Братства».[21]

Братство Cвятителя Фотия оказалось незавершенным духовным и интеллектуальным проектом русской эмиграции на Западе (учитывая далеко идущие планы этого проекта и конкретно исторические условия его реализации, он вряд ли мог оказаться иным), но этот проект никак нельзя назвать неудачным. Благодаря деятельности Братства русские эмигранты, во)первых, получили возможность свидетельства представителям других конфессий о Православии, а во-вторых, они, в свою очередь, смогли в результате экуменических контактов узнать об очень многих достоинствах Католицизма и Протестантизма.

В заключение же следует сказать, что Н. А. Полторацкий даже после своего возвращения в Советский Союз оставался членом Братства Святителя Фотия — не только формально, то и фактически. Он нес в мир свидетельство Православия, не забывая при этом отмечать достоинства и Католицизма, и Протестантизма. А также продолжая присоединять к Православию новых сторонников.




[1] Статья подготовлена на основе доклада, сделанного автором на организованном Украинским Христианским Академическим Товариществом(УХАТ) Международном семинаре «Н. А. Полторацкий и Парижская богословская школа», прошедшем в г. Одессе 29 марта 2008 года.

[2] Полторацкая А. Н., Панков А. А. Николай Полторацкий – свидетель веры ХХ века. Жизнь в эмиграции и после возвращения на Родину // Страницы. Том 12. Выпуск 2. – М.: Библейско-богословский Институт имени св. апостола Андрея, 2007. – С. 291.

[3] Н. А. Полторацкий. «Ловец людей, их спутник и учитель» // Дерибасовская– Ришельевская: Одесский альманах. Книга 17. – Одесса: Друк, 2004 – С. 17–25.

[4] Полторацкая А. Н., Панков А. А. Николай Полторацкий – свидетель веры ХХ века. С. 291.

[5] Голофаст В. Б. Многообразие биографических повествований // Социологический журнал. – 1995. – №1. – С. 73.

[6] Панков А. А. Биография Н. А. Полторацкого в контексте истории русской церковной эмиграции // Наукове пізнання: методологія та технологія. – № 2(14). – Одесса, 2004. – С. 97.

[7] Находится в архиве Н. А. Полторацкого, наследницей и хранительницей которого является его дочь – А. Н. Полторацкая.

[8] Панков А. А. Проблема философии как «духовного делания» в русской религиозной мысли // Тезисы региональной межвузовской конференции «Роль гуманизации образования в развитии духовной культуры личности». – Томск, 1990. – С. 43.

[9] Интервью А. А. Панкова с Н. А. Полторацким (1986–1991). Расшифровано А. Н. Полторацкой // Магнитофонные записи.10 Аверинцев С. С. Премудрость Божия построила дом (Притчи 9:1), чтобы Бог пребывал с нами: концепция Софии и смысл иконы // Аверинцев С. С.София – Логос: Словарь. – К.: Дух і Літера, 2001. – С. 11

[10] Аверинцев С. С. Премудрость Божия построила дом (Притчи 9:1), чтобы Бог пребывал с нами: концепция Софии и смысл иконы // Аверинцев С. С.София – Логос: Словарь. – К.: Дух і Літера, 2001. – С. 11

[11] Полторацкая А. Н., Панков А. А. Николай Полторацкий – свидетель веры ХХ века. С. 297.

[12] Полторацкая А. Н., Панков А. А. Там же. С. 294.

[13] Панков А. А. Экуменическая деятельность Г. В. Флоровского в контекстесоциального наследия российской религиозно-философской традиции //Вісник Одеського національного університету. Том 12. Вип. 14. Соціологія іполітичні науки. – Одеса: ОНУ ім. І. І. Мечникова, 2007. – С. 21.

[14] Переписка Н. А. Полторацкого с Братством святителя Фотия находитсяв архиве Н. А. Полторацкого.

[15] Панков А. А. В ауре личности Н. А. Бердяева // Філософські пошуки. Вип.ХІ–ХІІ. – Львів-Одеса-Хмельницький: Cogito-Центр Європи, 2001. – С. 299.

[16] Угримов А.А. Из Москвы в Москву через Париж и Воркуту. – М.: Издательство «RA», 2004. – С. 87.

[17] Полторацкая А.Н. «Меня не покидало щемящее чувство тоски по Родине» // Дерибасовская – Ришельевская:  Одесский альманах. Книга 17. – Одесса: Друк, 2004. – С. 16.

[18] Угримов А. А. Из Москвы в Москву через Париж и Воркуту. – М.: Издательство «RA», 2004.

[19] Панков А. А. В ауре личности Н. А. Бердяева. С. 299.

[20] Переписка Н. А. Полторацкого с Л. А. Успенским находится в архиве Н. А. Полторацкого.

[21] Угримов А. А. Из Москвы в Москву через Париж и Воркуту. С. 676–677. 


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Редактор - Е.С.Шварц Администратор - Г.В.Игрунов. Сайт работает в профессиональной программе Web Works. Подробнее...
Все права принадлежат авторам материалов, если не указан другой правообладатель.