IGRUNOV.RU :: Жан Дорст, "До того, как умрет природа

Причины малы, а последствия велики.
Достаточно одного щелчка, чтобы
нарушить равновесие в природе.
Роже Гейм,
"Путешествие натуралиста
вокруг света"

Как бы стремясь сделать мир совершеннее, человек перевозит с собой на новые места растения и животных. То ли им руководит желание создать вокруг себя те же сообщества, какие он привык видеть на своей далекой родине, то ли он просто хочет получить большую выгоду от осваиваемых им земель.

Наряду с такими попытками, первые из которых восходят к глубокой древности, не следует забывать о «сопровождающих» человека домашних животных, так как и они, подобно их диким, живущим на воле собратьям, способны вызывать в природе нарушения равновесия, усугубляемые в значительной мере тем, что человек искусственно ограждает переселенных им животных от какой бы то ни было конкуренции.

Помимо преднамеренных действий человека нужно учитывать и те случаи, когда переселение животных и растений происходит непреднамеренно. А по мере возрастания скорости и объема перевозок это случается все чаще. Речь идет главным образом о семенах растений и о животных небольших размеров. Учесть все последствия такой акклиматизации зачастую просто невозможно.

В первую очередь внимание человека привлекали птицы и млекопитающие, и именно в силу этого от него ускользал факт переноса элементов микрофауны, которым часто принадлежит основная роль в нарушении биологического равновесия.

Не вдаваясь в детали, отметим особое значение переноса и интродукции микроорганизмов почвы. Характер почв, их устойчивость и плодородие как раз и определяется равновесием, установившимся между миллионами микроскопических или чрезвычайно малых растительных и животных организмов. Перевозя растения вместе с землей, человек, сам того не сознавая, вводит в почву чужеродные элементы — организмы, быстрое размножение которых влечет за собой глубокие изменения в равновесии установившемся в почве. Так было и с круглыми червями — нематодами, и с дождевыми червями, которые играют основную роль в преобразовании характера и структуры почв.

В природной среде животные и растения занимают определенные экологические ниши, находясь в равновесии с другими элементами биоценоза, и рост их популяций контролируется межвидовой конкуренцией и хищниками. Включение новых видов в биоценоз, где они оказываются чуждым элементом, почти всегда чревато опасностями, так как здесь нередко отсутствуют конкуренты и враги, ограничивающие их численность. Таким образом, 0ри интродукции животных и растений почти всегда возникает следующая альтернатива: либо им не удастся акклиматизироваться на новом месте и они быстро исчезнут, либо, полностью преуспев, быстро размножатся и станут вредными элементами биоценоза и через некоторое более или менее продолжительное время этот внезапный молниеносный успех обернется бедствием для природной среды, для местных животных и растений, а нередко и для человека.

Успех акклиматизации переселенных животных можно объяснить разными причинами. Вид, завезенный человеком, вторгнувшись в биоценоз, может найти и легко занять подходящую для него свободную экологическую нишу. Будучи более сильным, он может успешно конкурировать с близкими ему местными видами и вытеснить их. Наконец, он может повести себя как хищник и истребить местные виды. Впрочем, надо заметить, что интродуцированные виды чаще всего проявляют большую экологическую пластичность и не ограничиваются той экологической нишей, в которую надеялись водворить их люди, взявшиеся за их акклиматизацию. У таких видов очень часто наблюдаются изменения в образе жизни, и в особенности в кормовом режиме. Так, енотовидная собака (Nyctereutes procyonoides), завезенная с Дальнего Востока в европейские районы СССР, где она приобрела большое значение как пушной зверь, изменила свой кормовой режим на некоторых участках новой зоны обитания: у себя на родине она питалась в основном грызунами и земноводными, здесь же начала охотиться не только на грызунов, но и на водоплавающую и боровую дичь и даже на домашнюю птицу (A. Bannikov, «Mammalia», 1964). Таким образом, енотовидная собака стала настоящим вредителем охотничьего хозяйства и нарушителем естественного равновесия в природе.

В связи с изменением экологических условий существования такое изменение в биологии вида может стать наследственным, и довольно скоро, вследствие относительно небольшого количества ввезенного племенного материала, обусловливающего близкородственное скрещивание.

Эти изменения иногда проявляются в морфологии животного-так, например, у корсиканских муфлонов, завезенных в Чехословакию, можно наблюдать изменение формы рогов. Еще более наглядным примером могут служить зайцы беляки (Lepus timidus) привезенные в 1854 — 1855 гг. из Норвегии на Фарерские острова: менее чем за сто лет они выделились в новый подвид (L. t. seclusus), отличающийся мелкими размерами, особенностями строения зубов, а также отсутствием сезонной смены окраски¹.

Попытки акклиматизации, предпринимавшиеся человеком еще в древности, повторялись и в последующие времена. Наряду с многочисленными случаями непреднамеренного переселения животных и растений они усугубили нарушение равновесия в природе, вызванное другими факторами, и привели к распаду некоторых природных сообществ. Почти все эти попытки, за исключением акклиматизации отдельных растений, не принесли пользы человеку, зато их вредные последствия проявлялись весьма различным образом. Некоторые случаи акклиматизации будут приведены здесь в качестве примеров, чтобы дать общую картину положения, сложившегося в настоящее время.

С незапамятных времен человек косвенным или прямым путем способствовал появлению в различных районах земного шара новых растений, и, конечно, прежде всего им были акклиматизированы культурные растения. По мере освоения новых нетронутых земель они участвовали в создании культурного ландшафта, приобретая благодаря этому первостепенное значение. Однако, каковы бы ни были последствия «вторжения» культурных растений в мир живой природы, мы не станем здесь задерживаться на этой стороне вопроса.

Одновременно человек изменял естественные местообитания и путем акклиматизации диких растений. Многие самые обычные для Европы и Северной Америки растения считаются местными уроженцами и кажутся неотъемлемой частью ландшафта, а между тем среди них немало иноземцев, попавших сюда в разное время, иногда в очень отдаленные времена. Так, целые комплексы, сделавшиеся устойчивыми и обладающие всеми признаками естественно сложившихся в природе растительных сообществ, при внимательном изучении оказываются целиком созданными человеком. Не считая нескольких сообществ, встречающихся в высокогорных районах, в Западной Европе, бесспорно, не сохранилось ни одной естественной растительной группировки. Возможно, в известной степени это является следствием какого-либо глубокого изменения в равновесии между местными видами, но нельзя забывать и о том, что здесь сыграла весьма значительную роль акклиматизация завезенных человеком растений. Так же обстоит дело и в Северной Америке. По сообщению Кларка (Clark, 1956), в состав растительных сообществ Калифорнии входит лишь небольшой процент местных растений. Таким образом, на довольно большой части нашей планеты растительный мир сформирован человеком. Вполне естественно задать такой вопрос: а что бы случилось, если бы род человеческий исчез и растения были бы предоставлены действию законов равновесия в природе? Несомненно, в целом ряде случаев местные виды снова бы одержали победу, но тем не менее растительные комплексы оставались бы глубоко измененными и возврат их к первоначальному состоянию произошел бы очень нескоро, а в некоторых случаях не произошел бы и совсем.

Наглядным примером деятельности человека в этой области являются злаковые растения (Foury, Vernet, 1960). С давних пор агрономы не могут согласиться с тем, «что все к лучшему в этом лучшем из миров», если даже их как и биологов «очаровывает совершенство естественного равновесия в природе» (Vernet). Если натуралист является сторонником дикорастущей флоры, приспособленной лучше культурной к местным условиям, то агроном думает лишь о продуктивности кормовых культур и стремится улучшать пастбища, вводя в состав их травостоя чужеродные виды, зачастую уже после их селекции на опытном участке. Следовательно, он заменяет естественные сочетания сочетаниями целиком искусственными, в которых интродуцированным видам принадлежит первое место.

Мы не будем приводить здесь список всех видов злаков и других трав, внедренных человеком в различных частях света, в связи с тем, что он очень велик, а только отметим, что из четырех десятков основных кормовых злаков, возделываемых во всем мире, 24 родом из Евразии, 8 — из Восточной Африки, 4 — из Южной Америки и 4 — из других областей земного шара и что большинство бобовых трав происходит из Западной Европы и Средиземноморья. Америка дала миру лишь одну важную корковую культуру — кукурузу, но зато она ввезла из Европы множество других растений: широкое распространение в ней получили различные злаки (Роа, Agrostis), составляющие теперь неотъемлемую часть североамериканской флоры. А большинство кормовых культур, встречающихся в настоящее время на пастбищах Австралии и Новой Зеландии, родом из Средиземноморья.

Начавшаяся значительно позднее акклиматизация подобных растений в тропических зонах сейчас идет быстрыми темпами, причем существует тенденция к созданию однородных по своему травостою пастбищ от Бразилии до Африки и до Индонезии. Надо сказать, что вместе с культурными растениями на поля часто заносятся и сорняки, семена которых, несмотря на самую тщательную сортировку, оказываются примешанными к семенам растений, выбранных человеком для посева.

Занесенные таким образом различные сорные растения внесли значительные изменения в равновесие, установившееся в природе между злаковыми культурами, что незамедлительно в свою очередь сказалось на первоначальных местообитаниях.

Леса, особенно в зонах умеренного климата, также подвергались глубоким изменениям в связи с завозом большого числа новых пород деревьев, искусственного отбора местных пород из числа наиболее выгодных для человека, а также в результате применения современных методов лесоводства.

Особо следует упомянуть об эвкалипте, растении из семейства миртовых, которое является основным элементом растительного мира у себя на родине, в Австралии, а теперь акклиматизировалось почти во всех странах тропического и субтропического поясов (Penfold, Willis, 1961). Первые семена эвкалипта были доставлены в Париж в 1804 г., а уже к 1810 г. он великолепно произрастал в Мальмезоне. В 1823 г. эвкалипт был завезен в Чили, в 1828 г.— в Южную Африку, в 1843 г. — в Индию, в 1853 г. — в Калифорнию и в 1857 г.— в Аргентину; в этом же году его посадки были заложены в Южной Европе и Северной Африке. Из 500 существующих видов эвкалипта многие возделываются во всех районах мира, занимая площадь 1,4 млн. га. В одной только Бразилии, куда он был завезен в период 1855 — 1870 гг., его насаждения занимают площадь 800 тыс. га и насчитывают около 2 млрд. деревьев, из которых 1200 млн. сосредоточены в штате Сан-Пауло. В настоящее время крупные международные организации приняли решение о повсеместном расширении эвкалиптовых насаждений.

Эвкалиптовые деревья, помимо того что многие их виды служат для удовлетворения самых различных потребностей и запросов человека², обладают неоспоримыми достоинствами и в том отношении, что они дают возможность восстановить почвы, погубленные человеком; так было, в частности, в юго-восточных районах Бразилии, разоренных уничтожением лесов и неправильным ведением сельского хозяйства. Кроме того, благодаря своему быстрому росту эвкалипты дают за короткий срок большое количество древесины³ (правда, некоторые виды дают древесину невысокого качества) и являются, таким образом, ценным природным ресурсом для обезлесенных стран. Это особенно важно в наше время, в условиях неуклонного сокращения лесной площади и возрастающего спроса на древесину. Но было бы большой ошибкой считать эвкалипты панацеей от всех бед. Если речь идет о большом сроке, то более выгодными оказываются насаждения лесов из других древесных пород. И биологу эвкалиптовые леса приносят мало радости, так как фаунистически они представляют собой настоящие «пустыни».

Много еще древесных пород, в особенности хвойных, обязаны своим широким распространением человеку. Северная Америка, главным образом ее западная часть, и Япония — страны, где лесная палитра гораздо богаче, чем в Европе, — неизменно привлекали лесоводов Франции. Из множества вывезенных ими пород деревьев большинство прекрасно освоилось в новой среде. Благодаря интродуцированным хвойным насаждениям, которые отличаются быстрым ростом и обеспечивают высокую продуктивность лесов, удалось восстановить или сохранить хороший растительный покров во многих областях земного шара.

Казалось бы, что ни интродукция этих древесных пород, ни лесоустроительные мероприятия, способствующие улучшению качества и поднятию производительности лесов, ни мероприятия по улучшению пастбищ (путем внедрения новых видов злаков) не могут вызвать никаких нареканий. И тем не менее между лесоводами и агрономами, с одной стороны, и защитниками природы — с другой, существует извечный конфликт. Человек не остановился перед тем, чтобы обречь на уничтожение некоторые сообщества растений, внедряя экзотические виды и создавая для них благоприятные условия в ущерб местной флоре. А современные методы лесоводства очень близки к методам полеводства: деревья, как и кормовые травы, культивируют подобно пшенице или свекле, и это неминуемо приводит к созданию искусственной среды, в которой ведущее место почти всегда занимают экзотические растения. Разумеется, человеку совершенно необходимо осваивать земли и преобразовывать их, добиваясь их максимальной продуктивности, и каждый натуралист должен понять неизбежность этого. Но и экономисту со своей стороны следует признать необходимость сохранения отдельных участков земного шара в их первобытном виде для того, чтобы естественные сообщества могли уцелеть хотя бы в качестве эталонов; такие участки прежде всего нуждаются в защите от вторжения любого иноземного вида растений, который может нарушить существующее равновесие.

Только взаимное понимание и добрая воля могут примирить эти две столь различные, но в равной степени достойные уважения точки зрения.

Во многих случаях намеренная или непреднамеренная акклиматизация растений заканчивалась буквально катастрофически. Некоторые растения, завезенные в тропические страны для создания живых изгородей в животноводческих районах, молниеносно заполонили все пастбища и стали подлинным бедствием этих мест. В Новой Каледонии (Barrau, Devambez, 1957) лантана камерная (Lantana camara), которую первые поселенцы вывезли из тропических районов Америки и вначале разводили как декоративное растение, была затем использована для живых изгородей, так как ее длинные покрытые колючими шипами ветви служили хорошей защитой от животных участков, занятых под сельскохозяйственными культурами. Но прошло немного времени, и лантана захватила все пастбища⁴, а к ней присоединились и другие растения, размножающиеся с немыслимой быстротой: акация (Acacia farnesiana), гигантская мимоза (Mimosa invisa), появившаяся здесь в 30-х годах и по ошибке принятая за бобовое растение высокой кормовой ценности, и псидиум (Psidium guajava), вывезенный из Америки. Эти растения сплошь покрыли пастбища на западном склоне острова, отличающемся своим сухим климатом. И несмотря на то, что в ряде случаев они способствовали защите почвы от эрозии, продуктивность пастбищ весьма ощутимо снизилась из-за вытеснения ими местных, более ценных с хозяйственной точки зрения растений.

Завоз в Австралию кактусов-опунций привел к еще более печальным результатам. Один-единственный экземпляр Opuntia inermis, завезенный в 1839 г. в Новый Южный Уэльс, начал размножаться с такой катастрофической быстротой, что к концу XIX в. им заросло уже 4 млн. га, а в 1920 г. — около 24 млн., и захваченная площадь ежегодно продолжала увеличиваться на 4 млн. га. Под натиском опунции гибли лучшие пастбища. Были испробованы самые различные средства борьбы, но ни одно из них не дало желаемого результата. Только в 1925 г. возникла мысль доставить из Уругвая и из северных районов Аргентины маленькую бабочку — кактусовую огневку (Cactoblastis cactorum), гусеница которой питается мякотью кактуса, выгрызая в нем ходы, через которые проникают гнилостные бактерии и грибки, результат был поразителен: на глазах у всех кактус исчез с той же быстротой, с какой размножался⁵.

Другим путем интродукции является распространение декоративных растений в полудиком состоянии. В садоводстве используется не менее 20 тыс. видов декоративных растений. Многие из них при определенных климатических условиях могут существовать только в теплицах и, следовательно, не имеют шансов проникнуть в естественную среду. Зато другие способны «вырваться из неволи», приспособиться к условиям естественного существования и вступить в конкурентную борьбу с местными видами, стремясь их вытеснить. Лучшим примером служит водяной гиацинт (Eichhornia crassipes), однодольное растение из семейства понтедериевых, которое нередко называют «зеленой чумой».

Это размножающееся обычно естественным путем⁶, плавающее на поверхности водное растение с пузырчатыми черешками листьев, расположенных в виде розетки, и с корневищем, погруженным на небольшую глубину (рис. 38), имеет очень красивые пурпурно-красные или сине-лиловые с розоватым оттенком цветы в виде крупных соцветий.

Рис. 38. Цветущий водяной гиацинт (Eichhornia crassipes) с молодым растением, развившимся на столоне (Robyns, 1955).

Из тропической зоны Америки — Гвианы и пограничных районов Бразилии и Парагвая, родины водяного гиацинта,— он был завезен в ряд стран с жарким климатом для украшения водоемов⁷. Но вскоре растение «совершило побег» и широко распространилось в естественной среде (Robyns, 1955).

Первое появление водяного гиацинта за пределами его постоянного местообитания было отмечено на Юге США. Завезенный в 1884 г. в Луизиану, а затем и во Флориду водяной гиацинт распространился по всему Югу до самой Виргинии, попал в Калифорнию и вскоре стал настоящим бедствием⁸ на всех водных путях, затрудняя навигацию даже на Миссисипи.

С 1894 г. водяной гиацинт начали разводить в знаменитом Богорском ботаническом саду на Яве, откуда он быстро распространился по всему острову, а затем по всем островам Индонезии, перебросился на Филиппины, в Австралию и на некоторые острова Тихого океана, в том числе на Фиджи и Гавайские. В 1902 г. он был завезен в Ханой, проник в Индокитай, Индию, не исключая и Цейлона, где он появился в 1905 г., а в 1907 г. уже наносил серьезнейший, ущерб.

В Африке, несмотря на то что Eichhornia crassipes встречалась в Конго в полудиком состоянии еще с 1910 г., она стала усиленно разрастаться в бассейне реки Конго и ее притоков только в 1952 г. Даже у Леопольдвиля⁹, где русло реки необычайно широко, ее течение несет целые груды водяного гиацинта, а более узкие рукава я притоки заросли им так, что навигация по ним сделалась немыслимой. Теперь это растение заполонило реки Восточной Африки и вторглось на территорию бывшего французского Конго и даже в Камерун. С 1958 г. гиацинтом стал зарастать бассейн Нила, а с 1959 г. он уже встречается в Судане, от Джубы до Хартума.

Таким образом, благодаря своей способности к бурному размножению водяной гиацинт с необыкновенной быстротой захватил почти все Палеотропические области земли. Одно растение водяного гиацианта производит каждые две недели еще по одному такому же растению, а между тем достоверно известно, что в тропической зоне водяной гиацинт размножается круглый год. Этим и объясняется та быстрота, с какой он затягивает сплошным ковром водные пространства и делает их абсолютно непроходимыми.

Так декоративное растение, когда-то доставлявшее радость людям, оказалось виновником целого ряда нарушений равновесия в природе, оттеснив или вытеснив в процессе конкурентной борьбы местную водную флору. Немалый ущерб наносит водяной гиацинт и судоходству, и рыбному промыслу, способствуя гибели рыбы и изменяя места ее икрометания.

Перед лицом этой угрозы человек прибегал к различным средствам борьбы (De Kimpe, 1957). Гиацинты пробовали уничтожать ленточными транспортерами, которые выдергивают растения и выбрасывают их на берега или переносят к дробилке. Опыт не оправдал себя. Тогда была начата массовая кампания по уничтожению гиацинта путем разбрызгивания гербицида 2,4-D (кислота 2,4 дихлорфеноксиуксусная). В 1955 г. удалось взять под контроль распространение водяного гиацинта и даже приступить к радикальному уничтожению этого растения в одной части его ареала. Но стоимость этих операций была чрезвычайно высока. Кроме того, нет никакой гарантии, что в разных местах не уцелеют отдельные очаги — точки отправления для новых нашествий¹⁰.

История натурализации этого вида показывает, какой опасной может оказаться необдуманная интродукция совершенно безобидного на первый взгляд растения. Как сказал Робине (Robyns, 1955), «...появляющиеся в результате этого нарушения биологического равновесия могут полностью изменить местную флору и фауну, уничтожить некоторые их компоненты и даже нарушить нормальный ход жизни населения». Над этим примером стоит задуматься тем, кто строит планы акклиматизации, всех последствий которой заранее невозможно учесть.

Заметим, наконец, что, перенося различные растения, человек способствовал созданию новых «видов», главным образом путем гибридизации местных видов с близкими к ним интродуцирован-ными видами. Немало подобных случаев известно в Северной Америке, но лучшим примером может служить случай, происшедший в Европе. Речь идет о галофильном злаке Spartina townsendii, естественном гибриде европейского вида Sp. maritima ж североамериканского вида Sp. alternifolia, завезенном в Великобританию в начале XIX в. Этот полиплоидный гибрид, о существовании которого человек знал уже в 1870 г., начал распространяться только в первые годы нашего века; захватив зоны солончаковых лугов по морскому побережью, он ускоренными темпами стал распространяться в Англии и Северной Франции. Вначале это растение не причиняло никакого вреда, впоследствии оказалось, что оно в значительной степени способствовало изменению естественных местообитаний. Местами этот злак вытеснял с солончаковых лугов морскую зостеру (Zostera), вместе с которой растут и водоросли (Enteromorpha). А как известно, эти луга — излюбленное местообитание черной казарки (Branta bernicla), питающейся в основном этими растениями. Так изменение экологических условий, вызванное распространением Spartina townsendii, оказалось в высшей степени неблагоприятным для казарок, численность которых была уже и без того невелика, а также для многих уток и мелких водяных птиц (Ranwell, 1962).

Ахатины относятся к группе брюхоногих моллюсков с легочным дыханием. Крупные и разнообразные виды этого рода населяют тропические страны Старого Света. Особенно много ахатин во влажнотропических лесах Африки; некоторые виды встречаются в Юго-Восточной Азии, на островах Малайского архипелага и в Индонезии. Но наше внимание привлекает лишь один; вид — Achatina fulica, уроженка Восточной Африки, где она: распространена от Эфиопии до Мозамбика. Это крупная улитка: раковина ее достигает в длину 13 см, а тело — 20 см (рис. 39). Она охотно поселяется на деревьях, поедая, особенно в молодом возрасте, их побеги и почки. Но если в пределах своего первоначального ареала ахатина не приносит большого вреда, то совсем по-иному ведет себя эта улитка в тропических зонах, куда умышленно или случайно ее завез человек (Mead, 1961).

Акклиматизация этого моллюска в некоторых случаях восходит к весьма отдаленным временам. Дата его появления на Мадагаскаре затеряна во тьме веков, но все же несомненно, что родина его не Мадагаскар.

За пределами Африки этот моллюск был впервые замечен в 1803 г. на острове Маврикий, затем, приблизительно в 1821 г.,— на острове Реюньон. В 1847 г. малаколог¹¹ Бенсон привез ахатину с острова Маврикий в Индию и выпустил в сад.

Человек щедро рассеял этот вид по всем тропическим странам Старого Света (рис. 40). Ахатина появилась на Сейшельских островах около 1840 г., на Коморских — в 1860 г., на Цейлоне — в 1900 г., в Пераке и Малайе — в 1928 г., и почти повсюду она наносила вред культурным растениям, в том числе большой ущерб она причинила чайным и каучуковым плантациям. В 1931 г. ахатина появляется в Южном Китае, в 1935 г.— на Яве, в 1936 г.— на Суматре и в 1937 г.— в Сиаме.

Рис. 39. Восточноафриканская ахатина (Achatina fulica).

В 1938 г. японцы привезли ахатину на Марианские острова (Сайпан и Тиниан) с намерением использовать ее для кулинарных целей; вскоре она вместе с перевозимыми растительными продуктами распространилась по всему архипелагу (так, в 1946 г. ахатина появилась на острове Гуам). Проник этот моллюск и на многие другие острова Океании — на Гавайские острова, где, впрочем, ареал его, за исключением острова Оаху, значительно ограничен. В США он появился в некоторых районах Калифорнии в 1947 г. Однако калифорнийский климат оказался, по-видимому, неподходящим для этого моллюска, привыкшего к влажным местообитаниям тропиков.

Рис. 40. Преднамеренный и случайный перенос и акклиматизация ахатины (R. Tucker, cm: Abbott, 1949).

Итак, ахатина занимает теперь обширный ареал в тропической зоне восточного полушария благодаря своей способности к необыкновенно быстрому размножению (потомство от одной особи может за три года достичь 8 миллиардов!) и своей экологической гибкости. На Цейлоне на стволе одной кокосовой пальмы насчитали 227 моллюсков этого вида. На Яве один из жителей собирал их каждое утро по 400 штук в своем маленьком садике. На Марианских островах их столько, что они часто оказываются причиной автомобильных аварий, так как шины машин скользят на дорогах, сплошь покрытых раздавленными моллюсками.

Свою склонность к расселению на деревьях ахатины проявили весьма любопытным образом во всех захваченных ими странах. Они поедают почки и побеги на множестве культурных растений, предпочитая при этом банановые, какаовые, дынные, каучуковые и цитрусовые деревья, а также защитные насаждения. Местами вред, причиняемый ими, достигает катастрофических размеров. Ахатину обвиняют еще и в том, что она может явиться причиной болезней растений: на широкой ноге, на которой она передвигается. как и наши улитки, она переносит на растения различные споры и бактерии, вызывающие многие болезни, например вирусное мозаичное заболевание.

Много разных способов борьбы было испробовано против ахатины, но самым простым из них оказалась выплата премий за массовый сбор моллюсков. Таким образом на Сингапуре было собрано не менее 500 тыс. взрослых особей и около 20 млн. яиц. Однако этот вид все-таки не исчез и продолжает свое существование.

Биологи пытались вести против него и биологическую борьбу. В Африке популяции ахатины находятся в состоянии равновесия, поскольку их ограничивают там естественные враги, отсутствующие в тех районах, куда моллюск был завезен. Направленные в Африку научные экспедиции вскоре обнаружили в Кении одного яз врагов ахатины — очень мелкого плотоядного моллюска Gonaxis kibweziensis, тоже обладающего легочным дыханием и поедающего других моллюсков.

Первая попытка использовать этого «хищника» для борьбы с ахатиной, предпринятая на Агигауне, одном из Марианских островов, не дала ожидаемых результатов (Abbott, 1949, 1951; Mead, 1961).

Подобные же опыты проводились и с другими врагами ахатины, в частности с насекомыми. На Гавайские острова было завезено с этой целью не менее 9 видов жесткокрылых и 2 видов двукрылых насекомых и 8 видов моллюсков. Но найти действенное средство биологической борьбы с ахатиной до сих пор так и не удалось.

К тому же акклиматизация врагов наших врагов таит в себе немало опасностей. На Марианских и Гавайских островах животные, завезенные человеком с целью уничтожения одной лишь ахатины, наделали немало бед, так как выяснилось, что они предпочитают ахатине местных моллюсков и их добычей становятся виды, имеющие даже некоторое экономическое значение (например, Partula, из раковины которой на Марианских островах местные мастера выделывают украшения для женщин).

Человек так и не нашел средства, которое позволило бы контролировать популяции вредного моллюска. Предложение искусственным путем распространять некоторые болезни моллюска не было принято: успех был весьма неопределенным, а угроза существующему в природе равновесию — очень серьезной.

Заметим, однако, что в отдельных зонах, например на Цейлоне, численность ахатины по неизвестным причинам пошла на убыль. Это говорит о том, что мы имеем здесь дело с естественным, возникающим при определенных обстоятельствах явлением: на первой стадии — бурное массовое размножение животного и затем — стабилизация его численности на более низком уровне, в результате чего вредность его утрачивает ту остроту, какой она отличалась на первых фазах акклиматизации. Однако на большей части территории, подвергшейся нашествию ахатины, эта стадия еще не наступила.

С давних времен человек стремится акклиматизировать многие виды рыб за пределами их естественного ареала. Некоторые из этих попыток увенчались успехом, и пищевой рацион человека пополнился продуктами, богатыми животными белками. Успешно прошла акклиматизация различных лососевых рыб в горных реках окраинных восточных районов Северной Америки и Восточной Африки, лососей — в Новой Зеландии, сельдей (A losa sapidissima) — у тихоокеанских берегов Северной Америки. Это объясняется тем, что акклиматизируемые виды как бы «предрасположены» к условиям новой среды и обычно занимают в ней пустовавшие ранее экологические ниши, не вытесняя местных видов и не размножаясь сверх меры (рис. 41).

Большой удачей можно считать также переселение и интенсивное разведение рыбы Tilapia (из семейства хромисы — Cichlidae) африканского происхождения, ставшей на Востоке США ценной промысловой рыбой. Tilapia не вторглась в природные сообщества, так как почти не покидала пределов искусственной среды — прудов и рисовых плантаций, которые отвел для нее человек. Но если бы она попала в среду естественную, это глубоко отразилось бы на равновесии в природе уже хотя бы в силу ее необыкновенной способности к размножению.

Рис. 41. Карта распространения гамбузии (Gambusia affinis) (Кrumhо1z, Ecol. Monogr., 18, 1948).

Первоначальный ареал дан штрихами. Во все другие места земного шара эта рыба была завезена человеком для борьбы с малярийным комаром, личинками которого она питается. Но в отдельных случаях там, где гамбузия чрезмерно расплодилась, эта акклиматизация вызвала нарушение естественного равновесия.

Но в других случаях результатом акклиматизации были глубокие изменения биологического равновесия за счет вытеснения местных пород, нередко представляющих собой большую хозяйственную ценность (Vibert, Lagler, 1961).

Примером безудержного размножения акклиматизированных видов может служить карп, интродукция которого в Северной Америке едва не привела к катастрофе. В 1876 г. в США завезли 345 мальков, которых вырастили в рыбоводческих хозяйствах и разослали по стране. Они необычайно быстро размножились, и численность их стала увеличиваться за счет вытеснения рыб, более ценных в хозяйственном отношении; причиной здесь, вероятно, была неприхотливость карпа к условиям обитания и лучшее использование им кормовых ресурсов. Карп вызывает изменения и в самой природной среде, уничтожая водную растительность (некоторые водоемы оказались полностью лишенными растительности из-за той чрезмерной жадности, какую проявляют эти прожорливые рыбы на водных «пастбищах») и взмучивая воду в водоемах. Карп был выпущен в реку Игуасу, на Юго-Востоке Бразилии, где навлек на себя проклятия рыбаков, лишившихся из-за него ценных промысловых рыб, которых вытеснил этот энергичный конкурент. То же самое произошло и в Южной Африке (Bigalke, 1937).

Неудачно окончилась акклиматизация некоторых рыб и в Европе, в частности карликового сомика (Ameiurus nebulosus), завезенного во Францию в 1870 г. Ценность этой рыбы, имеющей очень нежное мясо и очень колючие плавники, снижается из-за трудности ее кулинарной обработки, а между тем она вытеснила в водоемах всех других, экономически более выгодных рыб. То же можно сказать и о солнечном окуне¹² (Lepomis gibbosus), акклиматизированном во Франции с 1886 г. и расселившемся теперь почти по всем рекам страны за счет вытеснения рыб, с которыми он никак не может сравниться по своей питательной ценности.

Мы не можем не упомянуть здесь и о бесспорно случайном завозе китайского мохноногого краба (Eriocheir sinensis), впервые замеченного в 1912 г. в северных районах Германии, на одном из притоков Везера. Вероятнее всего, он попал сюда с Дальнего Востока в качестве безбилетного пассажира на каком-нибудь идущем порожняком судне, в отсеках которого, наполненных для балласта водой, он и притаился (рис. 42). Отсюда этот морской краб (живет он в пресных водах, но размножается в соленых или солоноватых) начиная с 1923 г. распространился на значительной части Европы, в чем ему помогла его склонность к миграциям и систематическим переходам из пресных вод в соленые. Чрезмерно размножившись¹³ в большей части Балтийского моря в бассейне Жиронды и даже в Средиземном море, он проник далеко в глубь материка — до вод Эльбы и Влтавы (рис. 43).

Рис. 42. Китайский краб (Eriocheir sinensis). Его панцирь достигает размеров 9 X 7,5 см.

В силу своей чрезвычайной плодовитости китайский краб оказался в высшей степени вредным животным: он изменяет подводные местообитания, уничтожая подводные растения, вступает в конкурентную борьбу с некоторыми полезными видами ракообразных (пищевая конкуренция)¹⁴, подрывает берега и плотины, вызывая оползни и обвалы (являясь превосходным землекопом, краб роет норы, достигающие 80 см в глубину и 12 см в ширину, нередко их насчитывается до 30 на 1 м3), и, наконец, затрудняет лов рыбы, повреждая сети и забивая отверстия в вершах. Ни одна попытка ограничить распространение китайского краба не дала удовлетворительных результатов, хотя в период миграции удавалось проводить их массовый отлов. При помощи запруд и плотин на одной речке близ Берлина за 5 месяцев было поймано 2,5 млн. крабов; на Эльбе, под Магдебургом, в 1932 г. их собрали 355 т. Но даже и такое истребление оказалось неэффективным, и до сих пор еще не найдено средство, которое может остановить нашествие этих животных. Китайский краб нарушил равновесие в пресных водах Европы и при этом нанес немалый ущерб человеку (Andre, 1947).

Если, как мы уже видели, акклиматизация рыб, питающихся растениями или планктоном, не всегда бывает безопасной, то акклиматизация хищных рыб, некоторые из которых способны произвести большие опустошения в той среде, куда их по неосторожности водворят¹⁵, бесспорно, представляет очень опасный эксперимент.

Именно это и произошло в реках и озерах умеренного пояса Анд, куда были завезены североамериканские лососевые рыбы. В этих водах, отнюдь не изобилующих рыбой, водилось довольно большое число специализированных видов сомовых из рода Trichomycterus и карпозубых из рода Orestias (рис. 44). Одни питались только растениями, другие — только ракообразными, третьи — только моллюсками. Вселение лососевых рыб привело к своего рода «взрыву», и экологические ниши, которые занимали сомовые и карпозубые, теперь пустуют вследствие резкого сокращения их численности в водоемах на высокогорных плато Анд. Многие виды уже стоят на грани угасания.

Подобный же пример можно увидеть на острове Целебес (Сулавеси), где в 1939 г. самым неожиданным образом был обнаружен сом (Clarias batrachus), дотоле не встречавшийся в районах, расположенных восточнее Явы и Борнео. Впоследствии было установлено, что некое частное лицо вывезло с Явы несколько особей Clarias и выпустило их в воды Целебеса, руководствуясь лишь своей симпатией к этой рыбе. А между тем это опаснейший хищник, который поедает икру других рыб, имеющих большую экономическую ценность, и может нанести им огромный ущерб. Его так и не удалось уничтожить на острове полностью, и он по-прежнему продолжает угрожать существованию местных видов (Schuster, 1952).

Рис. 43. Карта распространения китайского краба в Европе с 19121 по 1958 г. Он проник также в Средиземное море, однако из водоемов Швеции и Финляндии этот краб, по-видимому, исчез, так как в последнее время там было встречено всего лишь несколько отдельных особей.

Рис. 44. Oreslias agassizi из озера Титикака (Neveu-Lemaire, Lacs des hauts plateaux de 1'Amerique du Sud, Paris, 1906).

Иногда человек оказывается лишь косвенным виновником акклиматизации некоторых рыб. Лучшим примером может служить история переселения морских миног (Petromyzon marinus) в воды Великих озер (East, 1949). Хорошо известно, что эта странная «рыба», относящаяся к группе чрезвычайно своеобразных позвоночных животных класса круглоротых, проводит большую часть жизни в морях, но совершает систематические миграции к рекам, где она мечет икру. Таким образом минога подала в озеро Онтарио и в ряд других озер на востоке США, но дальше пройти не могла: на ее пути стояло непреодолимое препятствие — Ниагарский водопад. Однако, когда в 1829 г. был сооружен Уэллендский канал, позволивший судам проходить кружным путем, минуя Ниагару, минога, «прождавшая» этой возможности сто лет, не замедлила воспользоваться новым путем и проникла в озеро Эри, затем в 1930 г. в реку Сент-Клэр, в 1937 г. в озера Гурон и Мичиган, и, наконец, в 1946 г. она добралась до восточной части озера Верхнее. Дальнейшее распространение миног носило форму «взрыва». Они начали бурно размножаться в реках, текущих по направлению к большим водным пространствам, и приступили к своей опустошительной деятельности в озерах — подлинных внутренних морях, где рыбные промыслы оцениваются как экономический ресурс в 12 млн. долларов. Не менее 90% гольцов (Salvelinus namaycush)¹⁶, выловленных рыбаками, носили на себе следы жестоких укусов миног, которые буквально вгрызаются в свои жертвы. На каждую из рыб, оставшихся в живых после нападения этих страшных хищников, приходятся сотни, а может быть, тысячи таких, которые погибли сразу, и следы их гибели не были обнаружены человеком. Численность промысловых рыб — гольцов и сигов (Coregonus cLupaeformis) — снизилась до катастрофических пределов, а общая продуктивность вод озер Гурод и Мичиган упала с 8,6 млн. гольцов приблизительно до 26 тыс. Таким образом, некогда процветавшие промыслы пришли в упадок, и косвенным виновником этого был человек, открывший хищникам пути для миграции.

Изучением способов борьбы с этим страшным бичом промысловых рыб занялся особый Комитет морских миног, учрежденный Службой охраны рыб и дичи США в сотрудничестве с аналогичными организациями Канады. Была организована широкая кампания, в ходе которой испытывались различные способы борьбы с хищниками: решетки с пропущенным по ним электрическим током, установленные в реках с быстрым течением, для преграждения пути производителям, отправляющимся к местам метания икры; отравляющие вещества, уничтожавшие мальков (причем применялся и ротенон, который несет гибель всем рыбам, населяющим реку); специальные ловушки. Однако в настоящий момент нашествие миног не только не пресечено, но даже не ограничено. Теперь, после того как испытано уже более 6 тыс. химических отравляющих веществ, можно как будто бы считать, что найдены некоторые вещества с избирательным действием, которые могут уничтожать миног, не причиняя вреда остальным рыбам.

Этот пример показывает, в какой степени на первый взгляд такой незначительный факт, как открытие судоходного канала, может повлиять на установившееся в природе равновесие и создать положение, при котором сама возможность сохранения видов животных и защиты природных богатств —- источника жизни для тысяч людей — становится проблемой.

Насекомые, несомненно, являются в нашу эпоху самыми распространенными из всех наземных животных — одни из них живут около человека, а другие, гораздо более многочисленные, связаны с различными отраслями сельского хозяйства и промышленности. Поэтому нет ничего удивительного в том, что человек случайно или намеренно способствовал переносу многих из них в разные части земного шара.

И численность, и видовое разнообразие переносимых человеком насекомых увеличились за последнее время в результате расширения торговых связей и возросшей скорости транспортных средств, обеспечившей возможность выживания особей тех видов, которые ранее не выдерживали длительных перевозок.

На одном пароходе, отправлявшемся с грузом риса из Калькутты и Рангуна на Кубу, было обнаружено не менее 42 видов членистоногих, в том числе капюшонник (Bostryches), чернотелки (Tenebrionidae), долгоносики (Curculionidae) и огневки (Pyralididae), уцелевшие после многочисленных окуриваний и дезинсекций (Myers, 1934). Карантинная служба США в период с 1937 по 1947 г. выявила наличие самых разнообразных насекомых на борту 28 852 самолетов из 80 716, подвергнутых осмотру. Одних этих данных достаточно, чтобы судить о значительном объеме перевозок насекомых на современных видах транспорта, а также об их шансах на успешное переселение вопреки существованию специальных органов надзора, явно, впрочем, недостаточных и, во всяком случае, не способных ни на что, кроме ограничения числа «нелегальных пассажиров и иммигрантов»¹⁷.

Так же, как и в случае с растениями, человек по своей воле или в некоторых случаях совершенно случайно создал новые сообщества членистоногих в ущерб местным видам, а главное — в ущерб своим собственным интересам.

Это грубое вторжение в фауну особенно сильно бросается в глаза на островах, в естественном равновесии которых произошли наиболее глубокие изменения. Из 5 тыс. видов насекомых, зарегистрированных на Гавайских островах, не менее 1300 завезено сюда человеком (Zimmerman, 1948). Большая часть иноземных видов проникла на острова в основном при перевозке пищевых продуктов (риса, хлебных злаков, муки) или материалов растительного происхождения (включая упаковочные материалы), и лишь относительно небольшое число видов было акклиматизировано намеренно, в основном с целью использования их в биологической борьбе. Многие из ввезенных насекомых стали виновниками исчезновения или угасания некоторых популяций местных видов насекомых — преимущественно в районах, расположенных на небольшой или средней высоте над уровнем моря. Особенно большой вред причинил обитающий почти повсеместно, за исключением горных местностей, сохранивших лесистый покров, муравей (Pheidole megacephala), который истребил большую часть местных насекомых. В результате конкуренции с завезенными перепончатокрылыми наездниками (Ichneumonidae), истреблявшими гусениц бабочек, почти полностью исчез местный вид наездников из рода Odynerus, популяции которого ранее насчитывали миллионы особей. Борьба между местными и завезенными видами представляется особенно неравной, если учесть паразитический образ жизни первых и большую пластичность вторых. Это лишь два примера из многочисленных случаев, наблюдающихся на Гавайских островах, где энтомологическая фауна сильно поредела в результате ущерба, нанесенного ей насекомыми-хищниками и конкурентами из интродуцированных видов (не считая разрушения местообитаний и уничтожения местной растительности, на чем мы сейчас не будем останавливаться)¹⁸. Подобные случаи наблюдаются и во многих других местах нашей планеты, там, где акклиматизация внесла глубокие изменения в равновесие популяций местных насекомых и, несомненно, была причиной исчезновения некоторых аборигенных видов.

Другая проблема, имеющая прямое отношение к человеку,— проблема насекомых — вредителей сельскохозяйственных культур. Многие насекомые, воспользовавшись изменениями, происшедшими в природном равновесии (следствие освоения новых земель), и оказавшимися благодаря этому в их распоряжении дополнительными кормовыми ресурсами, начали бурно размножаться и причинять серьезный ущерб урожаю и на полях, и на складах. Следует отметить, что большая часть из них принадлежит к видам, завезенным человеком. Уже в 1939 г. было обращено внимание на то, что в США среди 183 видов насекомых-вредителей не менее 81 вида, то есть 44%, ввезены человеком.

В большинстве случаев именно эти виды становились впоследствии стихийным бедствием для сельского хозяйства, так как у них были неограниченные возможности для размножения и не было естественных врагов и конкурентов.

В качестве самого яркого примера для Европы можно привести колорадского жука (Leptinotarsa decemlineata), родиной которого является Восток Соединенных Штатов, от Колорадо до Мексики. Живя и питаясь на диких видах паслена (в том числе на Solanum rostratum), он пребывал в полном равновесии с окружающей его средой. Но когда освоение целинных земель в Северной Америке продвинулось дальше на запад и когда культура картофеля (Solanum tuberosum) дошла до границ естественного ареала колорадского жука, он перешел с дикого паслена на картофельные поля. Проявив необыкновенную приспособляемость к новым условиям, жук начал безудержно размножаться, тем более что враги, ограничивавшие его численность на диких растениях, да картофельные поля за ним не последовали.

Начиная с 1859 г. колорадский жук двигался к востоку и к 1874 г. уже достиг восточного побережья США. Это распространение еще можно считать естественным, но отсюда человек перенес его через Атлантический океан. В 1876 г. в Германии был ликвидирован первый в Европе очаг этого вредителя; так же удачно удалось уничтожить и несколько последующих очагов его распространения. Но в 1920 г. все попытки остановить его нашествие в районе Бордо закончились неудачей — он заполонил в 1935 г. картофельные поля Франции, а затем и всех остальных стран Европы. Только Британские острова были ограждены от этого бедствия мерами Организации по защите растений. Сократить численность вредителей оказалось возможным лишь путем дорогостоящей химической борьбы, не вызвавшей, к счастью, серьезных нарушений в равновесии фауны. История колорадского жука наглядно показывает, как растение, привезенное человеком из Нового Света в Европу, затем окультуренное там и снова перевезенное в Америку, способствовало естественному распространению насекомого-вредителя за пределы его первоначального ареала, а после перевоза его через Атлантический океан — по всему ареалу растения, служащего для него пищей (Elton, 1958).

Список видов насекомых, акклиматизированных таким путем, очень длинен, но механизм их распространения, при всем разнообразии деталей, сводится, по существу, всегда к одной и той же, общей для всех схеме: вторжение в новую среду, почти всегда сопровождаемое каким-то исступленным размножением, и последующая стабилизация популяции на более низком уровне, что, однако, не исключает проблем, которые во многих случаях остаются чрезвычайно сложными и требуют для своего решения больших затрат на борьбу, ведущуюся с помощью инсектицидов, способных со своей стороны вызвать нарушения равновесия в природе.

Случайная или вполне сознательная акклиматизация насекомых нередко чревата серьезными последствиями и для самого человека. Совершенно непреднамеренно человек акклиматизировал насекомых, переносящих эпидемические заболевания, в том числе и малярию. Ярким примером служит распространение малярии на Северо-Востоке Бразилии (Soper, Wilson, 1943).

В конце 1929 или в начале 1930 г. французское судно, прибывшее с почтой из Дакара в Натал, город на Северо-Востоке Бразилии, привезло с собой безбилетных пассажиров — нескольких комаров вида Anopheles gambiae, распространенного на большей части Африканского континента и являющегося одним из основных переносчиков малярии. Эта привилегия принадлежит

им благодаря тому, что комары анофелес прекрасно уживаются с человеком в противоположность другим видам малярийных комаров, и в частности тем, чье естественное местообитание расположено как раз в северо-восточной части Бразилии. Водятся Anopheles gambiae преимущественно внутри жилых домов, и весь цикл их развития протекает в непосредственной близости к человеку так как личинки этого комара могут развиваться в самых ничтожных количествах воды¹⁹.

Итак, эти комары прекрасно акклиматизировались, и уже в марте 1930 г. в Натале было собрано 2 тыс. их личинок. Из Натала комары распространились по его окрестностям. Совершенна неожиданно в конце апреля малярия стала в Натале серьезной проблемой. В январе 1931 г. в одном из рабочих предместий города Алекриме было зарегистрировано 10 тыс. случаев заболевания на 12 тыс. жителей и эпидемия начала охватывать соседние районы.

В последующие годы, с 1932 по 1938 г., малярия, казалось бы, отступила. После проведенного в Натале истребления Anopheles gambiae наступил период затишья. Но оказалось, что анофелес обосновался в других населенных пунктах: в 1937 г. он появился в некоторых районах штатов Сеара и Риу-Гранди-ду-Норти (рис. 45). В 1938 г. по всему этому району вспыхнула ужасающая эпидемия малярии с очень высоким процентом смертности, как бывает всегда при эпидемических формах: болели сотни тысяч людей, а число смертных случаев превысило 20 тыс.²⁰ Материальный ущерб также был поистине катастрофическим: в охваченных эпидемией районах, входящих в число самых бедных районов мира, была полностью парализована хозяйственная жизнь. Комары же, по словам одного бразильского писателя, «...подобно ордам кровожадных гуннов, продвигались вперед, сея смерть и опустошение». Перед лицом страшного бедствия бразильское правительство организовало с помощью Рокфеллеровского фонда широкую кампанию борьбы с малярией. Сначала было приостановлено продвижение комара, затем предпринято его уничтожение в зараженной зоне, и к ноябрю 1940 г. малярийный комар был полностью истреблен в Бразилии. Этот печальный случай непроизвольной акклиматизации был оплачен многими тысячами человеческих жизней, довел до полного обнищания население, и без того влачившее жалкое существование, и обошелся стране более чем в 2 млн. долларов. Теперь эта опасность миновала. Однако нельзя забывать, что катастрофа может повториться в будущем вследствие быстрого роста грузооборота между Африкой и Америкой и трудностей осуществления санитарного и энтомологического контроля транспортных средств, в особенности самолетов.

Рис. 45. Карта распространения африканского комара Anopheles gambiae на Северо-Востоке Бразилии. Это насекомое проникло в глубь страны по долинам рек Жагуарибу, Асу и Аподи, где экологические условия для него были особенно благоприятными, но его продвижение в районы Запада и Юга было затруднено менее подходящими условиями для его существования (Soper, Wilson, 1943).
1 — область распространения в 1938 г.; 2 — область распространения в 1939 г.; 3 — отдельные очаги распространения в 1940 г.

Эта непреднамеренная акклиматизация лишний раз показывает, к каким трагическим последствиям может привести акклиматизация даже крошечного насекомого, перенесенного из района, где оно находилось в равновесии с окружающей его естественной средой, в другой район, которому оно может угрожать катастрофой.

В качестве такого же примера можно привести желтую лихорадку, занесенную в Южную Америку вместе с ее главным переносчиком, комаром Aedes aegypti, по-видимому, из Африки еще во времена торговли черными рабами. Эти комары, акклиматизировавшиеся в тропической Америке, водятся поблизости от человеческого жилья и распространяют городскую форму желтой лихорадки. Местные комары, например Haemagogus, в свою очередь стали носителями вируса и могут служить переносчиками лесной формы желтой лихорадки, широко распространенной в лесах бассейна Амазонки и даже за его пределами, так как резервуарами вируса в этих очагах, очевидно, являются обезьяны.

Желтая лихорадка, занесенная в Новый Свет, совершила переход на местные виды животных и может впредь проходить полный цикл, передаваясь лишь представителями местной фауны.

Отсюда ясно, что случайная интродукция насекомых — переносчиков инфекций может иметь тяжелые последствия для населения.

Самый обычный наш скворушка (Sturnus vulgaris} — один из самых смелых и предприимчивых представителей летающего племени. Широко распространенный по всей палеарктической зоне, он и сейчас не перестает «раздвигать» границы своего ареала, что, вне всякого сомнения, связано с преобразованиями, вносимыми человеком в природные биотопы, а также с повышенной плодовитостью скворца, его большой приспособляемостью к среде и явной привязанностью к местожительству человека.

Скворец был акклиматизирован в различных частях света — в Северной Америке, Южной Африке, Австралии, Новой Зеландии, где он не преминул внести серьезнейшие нарушения в равновесие местных птичьих популяций, занимаясь в то же время опустошительными налетами на поля, занятые сельскохозяйственными культурами. Словом, скворец превратился здесь в подлинное бедствие, от которого очень трудно избавиться.

Наглядное представление о результатах его «нашествия» на Северную Америку дает нам рис. 46. После нескольких безуспешных попыток акклиматизации скворцов стали выпускать прямо в Центральном парке Нью-Йорка: в 1890 г. было выпущено 60 птиц, в 1891 — еще 40. В течение шести лет скворцы держались в городских границах Нью-Йорка, но когда их популяции разрослись, они расселились по всему Северо-Востоку США, достигнув в итоге побережья Тихого океана. С 1959 г. скворцы гнездятся в Калифорнии. Проник скворец и на север Мексики, и в Канаду, где добрался до берегов Гудзонова залива, а недавно он стал встречаться даже на Аляске.

Рис. 46. Распространение скворца (Sturnus vulgaris) в Северной Америке.

Прерывистыми линиями указаны приблизительные границы территории, занятой скворцами, в указанные годы (Wing, 1943).

Таким образом, можно сказать, что распространение скворца в Северной Америке произошло молниеносно, и за какие-нибудь 70 лет его ареал охватил почти весь континент. И все это огромное количество, которое произошло от той одной сотни особей, первоначально интродуцированной человеком, — это свидетельство необычайной плодовитости вида, его гибкости и способности быстро приспособляться к новым условиям.

Началом акклиматизации скворца в Южной Африке можно считать 1899 г., когда его завез в Кейптаун Сесиль Роде; отсюда этот вид быстро распространился по прилегающим районам. В Австралии, в штате Виктория, было выпущено в 1863 г. 36 скворцов, которые быстро размножились и проникли во все населенные пункты, за исключением западной части материка. В Новую Зеландию в 1862 г. было ввезено только 17 скворцов, но в последующие годы Общество акклиматизации и частные лица ввезли новые партии птиц и вскоре скворец расплодился в таком количестве, что распространился не только на всей территории Новой Зеландии, но и на столь удаленных островах, как Кермадек и Маккуори.

История скворца — яркий пример вторжения в природные сообщества активной и экологически пластической птицы, интродуцированной человеком.

Последствия акклиматизации этой птицы очень разнообразны. С одной стороны, скворец весьма полезен, особенно в период гнездования, когда он истребляет огромные количества личинок и взрослых насекомых-вредителей. С другой стороны, эта птица уничтожает массу плодов и опустошает, иногда в очень серьезной степени, сады, виноградники и даже поля (склевывая молодые проростки).

Кроме того, скворец оказал совершенно очевидное воздействие на сообщества местных птиц, ограничивая их численность своей конкуренцией. Пользуясь своим перевесом, он занимает места гнездовий других птиц и захватывает их кормовые «угодья». Значительное снижение численности коньков, зимородков и медососов (Prosthemadera novae-hollandiae) в Новой Зеландии произошло отчасти по вине конкурирующего с ними скворца.

Таковы же последствия акклиматизации и другой птицы из семейства скворцовых, майны (Acridotheres tristis), родина которой — обширная территория, простирающаяся от Средней Азии до Китая. Майна была завезена во многие районы жаркого пояса, от Южной Африки до Тихого океана, и из-за нее, как и из-за ее сородича-скворца, поредели популяции птиц многих местных видов, в особенности в Новой Каледонии (Barrau, Devanchez, 1957).

На острове Маврикий, где было акклиматизировано не менее 23 видов птиц, большей частью азиатского происхождения (Carie, 1916), шесть особей бюльбюлей (Pycnonotus jocosus) — уроженцы Индии, Китая и Индокитая, завезенные сюда в 1892 г.— размножились так, что спустя 8 лет их потомство занимало уже территорию протяженностью около 100 кв. км, а к 1910 г. заполнил» почти целиком весь остров. Бюльбюли вредят не только селъскохозяйственным и плодовым культурам, повреждая фрукты, нежные овощи, плоды кофе, но и нападают на местных птиц, постепенно вытесняя их; так, например, все реже и реже, да и то только в чаще леса, встречается белоглазка (Zosterops curvirostris).

Кролик (Oryctolagus cuniculus) — этот такой симпатичный с виду и во многих отношениях полезный зверек — стал одним из врагов человечества и в конечном счете обошелся гораздо дороже того, что он может дать.

Уроженец Средиземноморья, в основном Испании и островов, лежащих в западной части Средиземного моря²¹, кролик был, по всей вероятности, завезен на Апеннинский полуостров и в Грецию около 230 г. до н. э. В средние века кролик был акклиматизирован в Центральной и Средней Европе; первое достоверное сообщение о том, что он встречается в Англии, датировано XIII в. Впрочем, он не мог процветать за пределами Средиземноморья до тех пор, пока люди, осваивая девственные земли и вырубая леса, не создали необходимых для него открытых местообитании.

Рис. 47. Распространение кролика (Oryctolagus cuniculus), интродуцированного человеком.
Стрелками показано местонахождение локальных очагов. В Австралии в заштрихованной зоне имеется лишь одна разреженная популяция.

Численность кроликов быстро возрастала, о чем свидетельствует целый ряд исторических документов. Прочно расселившись по всей Европе, он уже не выглядит здесь чужестранцем, занимавшим первоначально лишь очень ограниченный ареал и искусственно здесь акклиматизированным²².

Это нашествие на Европу, осуществленное с помощью человека и под его защитой, явилось лишь первым этапом захвата кроликами огромных земельных пространств, разбросанных по всему миру. Из всех наземных млекопитающих, не считая, конечно крыс и мышей, этих неразлучных «сотрапезников» человека кролик, бесспорно, самое распространенное (рис. 47).

Наибольшим, поистине «блестящим» успехом увенчалась акклиматизация кролика в Австралии. Первые его особи попали туда в 1787 г., однако они не стали родоначальниками сколько-нибудь значительных популяций. Те кролики, которые населяют материк в наше время, произошли от 24 диких кроликов, завезенных из Англии на клипере «Молния» и выпущенных на волю близ Джилонга (штат Виктория) в 1859 г. Кроликам удалось освоить две трети материка, приспособляясь к самым разнообразным экологическим условиям, в том числе и к условиям полупустыни. И с точки зрения биологов, и с точки зрения экономистов, кролики стали страшнейшим бичом этого континента.

В Новой Зеландии кролики были акклиматизированы после нескольких бесплодных попыток примерно в 1864 — 1867 гг., а затем повторно еще не раз на протяжении последующих десятилетий. Примерно с 1874 г. кролики захватывают все пригодные для них местообитания на острове Южном, а также и на острове Северном, и, хотя климатические и экологические условия для них на последнем были не столь благоприятны, они и здесь становятся подлинным бедствием.

Кролик (домашний) был завезен около 1910 г. и во владения Чили на Огненной Земле, а с 1947 г. начинается его массовое распространение по Южноамериканскому континенту, включая Чили и Аргентину. И все же, как ни опасен этот зверек, его выпускают на свободу и в Северной Америке, на нескольких островах, лежащих в открытом море у побережья штатов Вашингтон (острова Сан-Хуан) и Калифорния. Теперь, уже в результате непреднамеренной акклиматизации, он встречается и на материке под вымышленным названием «сан-хуанский кролик», и уже расселяется в штатах Огайо, Висконсин и Пенсильвания. Заметим также, что кролик был ввезен и в Южную Африку, на остров Роббен близ Кейптауна. Приходится пожелать неудачи всем этим начинаниям, в противном же случае и Северная Америка и Африка будут жертвами таких же губительных нашествий, как и Австралия²³.

Нельзя не упомянуть и о причинившем немало бедствий завозе кролика на некоторые субантарктические острова — Окленд, Макуори, Кергелен. На Кергелене домашние кролики были выпущены на волю в 1874 г. английской экспедицией, прибывшей на корабле. Вскоре кролики заполнили весь остров, они стали виновниками сильнейшей эрозии почв, истребили почти полностью «кергеленскую капусту» (Pringlea antiscorbutica) — крестоцветное растение, встречавшееся на Кергелене на каждом шагу, а теперь уцелевшее лишь на недоступных для кроликов островках и прибрежных скалах; после уничтожения этого растения на острове катастрофически сократилась численность узкоспециализированных беспозвоночных животных, питающихся кергеленской капустой.

Таким образом кролик оказался рассеянным по всему свету (рис. 47), но больше всего бед принесла его акклиматизация в Австралии и в Новой Зеландии, где размножение его произошло молниеносно, в виде «взрыва», за которым последовал целый ряд катастроф всеконтинентального масштаба. Успех акклиматизации кролика объясняется его большой экологической пластичностью и необыкновенной плодовитостью, получившей вполне заслуженную славу: самка приносит потомство с 15-недельного возраста и в среднем дает ежегодно 8 выводков по 6 детенышей в каждом.

Однако успех кролику был обеспечен в основном тем, что на территориях, куда он вторгался, он не встречал ни хищников, ни конкурентов, которые могли бы ограничить его численность: местные австралийские млекопитающие, в большинстве случаев сумчатые, не способны были бороться с таким сильным противником. И количество буквально кишащих здесь кроликов превосходит самую смелую фантазию: с 1945 по 1949 г. Австралия экспортировала не менее 428 млн. шкурок. Эта цифра дает полное представление о громадной численности кроликов.

Тот же процесс повторился в Новой Зеландии, о чем свидетельствует опять-таки рост экспорта кроличьих шкурок: 33 тыс. в 1873 г., больше миллиона в 1877 г., свыше 9 млн. в 1882 г. и около 17,6 млн. в 1945 г.

Кролики — подлинное бедствие, тяжелым бременем лежащее на экономике Австралии и Новой Зеландии. Они истребляют растительность, поедая в огромных количествах злаки и вступая, таким образом, в конкурентную борьбу с овцами, на которых держится сельское хозяйство этих стран. Если учесть, что 7—10 кроликов съедают столько же травы, сколько одна овца, то только тех кроликов, что были экспортированы из Новой Зеландии в 1945 г., можно приравнять к 2 млн. овец, доход от продажи которых составил бы более 2 млн. фунтов, а экспорт кроличьих шкурок Дал лишь около 1,3 млн.— почти 700 тыс. фунтов чистого убытка. Но мы брали для этих расчетов только экспортированных кроликов, а не все популяции в целом. Несомненно, эти зверьки ежегодно обходятся Новой Зеландии в несколько миллионов. В Австралии, если бы кролики оттуда исчезли, можно было бы увеличить поголовье овец и крупного рогатого скота на 25%. В Западной части Нового Южного Уэльса со времени завоза сюда кроликов коэффициент полезного использования земель снизился на 50%: в 1891 г. здесь насчитывалось более 15 млн. овец, а в 1951 г.— менее 7 млн.

Кролики систематически уничтожают не только злаки, но и кусты, и молодые деревья, на которых они с аппетитом обгладывают кору. Эти потравы сильно изменяют и обедняют растительный покров, что в свою очередь приводит к эрозии почв, тем более опасной, что вся земля изрыта кроличьими норами. Интродукция кролика послужила также причиной деградации его местообитаний в Австралии и в Новой Зеландии — невозместимая потеря, которую нельзя выразить даже цифрами.

Как уже говорилось, большой вред нанес кролик и австралийской фауне. Он глубоко изменил природное равновесие и оттеснил в конкурентной борьбе всех травоядных сумчатых²⁴.

Для борьбы с этим страшным зверьком²⁵ в Австралии принимались различные меры. Некоторые из них, например завоз лисы из Европы, оказались в высшей степени неудачными. Лиса быстро размножилась на новом месте и уничтожила некоторое количество кроликов, но в основном от нее пострадали сумчатые: одних видов стало меньше, другие исчезли совсем.

Были попытки остановить распространение кроликов сетчатыми изгородями; некоторые такие изгороди считаются самыми длинными в мире. Так, изгородь, сооружавшаяся в течение 5 лет, с 1902 по 1907 г., и соединившая Порт-Хедленд на Индийском океане с Хоптауном, стоящим на южном берегу материка, имеет в длину 2150 км. Она предназначена для защиты Западной Австралии и ее возделанных земель от нашествия кроликов. Есть и другие заграждения, возведенные в Восточной Австралии, чтобы перерезать путь кроликам, двигающимся в северном направлении. К несчастью, эти заслоны, общей протяженностью около 11 тыс. км, не смогли задержать продвижение кроликов: то ли они были слишком поздно построены, то ли в них нашлись какие-то бреши, через которые кроликам удалось пробраться.

Были испробованы и различные способы истребления кролика: организованные облавы, охота с хорьками, выкуривание, применение ядовитых газов и главное — отравленных приманок с примесью фосфидов, стрихнина и мышьяка (эти приманки послужили причиной гибели немалого числа и сумчатых животных). На борьбу с кроликами в Австралии и Новой Зеландии затрачивались целые состояния (с 1943 по 1945 г. операции обходились ежегодно в 170 тыс. новозеландских фунтов), а справиться с ними все же не удавалось. Тогда в 1950 г. было решено распространить среди них эпизоотическое заболевание, от которого гибли домашние кролики в Бразилии,— миксоматоз, возбуждаемый специфическим вирусом и не опасный для человека²⁶. После нескольких неудачных попыток, миксоматозом была охвачена большая территория. Вирус был распространен с помощью различных переносчиков — эндопаразитов и комаров. Эпизоотия разрослась до огромных размеров; считается, что она уничтожила 4/5 всех кроликов на Юго-Востоке Австралии. В некоторых случаях смертность их достигала 99,5%. Результат был подобен чуду.

Тогда возникла мысль завезти миксоматоз и в Европу, и в 1952 г. во Франции, в департаментах Эр и Луара, были выпущены зараженные кролики. Эпизоотия быстро охватила Западную Европу и погубила огромное количество кроликов. Однако такой способ борьбы в Европе вызвал немало жарких споров, в связи с тем, что кролик во Франции, хотя и является вредителем как лесного, так и сельского хозяйства, имеет большое промысловое значение.

Мы не будем настаивать на необходимости распространения миксоматоза, который впервые дал возможность действенным образом контролировать популяции кролика и, очистив от них большие площади, позволил в полной мере исчислить тот вред, который этот грызун наносит природе (см. по этому вопросу доклады на VI Генеральной ассамблее Международного Союза охраны природы и природных ресурсов). Наиболее убедительным доказательством служат следующие примеры. После уничтожения кролика в Австралии зоны, бывшие пустынями, покрылись растительностью, а выпуск продукции сельского хозяйства увеличился за 1952— 1953 гг. на 50 млн. фунтов. В Европе, в особенности во Франции, заметно изменился растительный ландшафт: в лесах, совсем было пришедших в упадок, появилась молодая поросль, идет естественное возобновление деревьев разных пород — словом, на глазах совершается возрождение лесных богатств.

Можно ли на этом основании считать, что опасность нового нашествия кроликов полностью исключена? Конечно нет, уничтожение никогда не бывает абсолютно полным. В годы, последовавшие за распространением миксоматоза, в Австралии наблюдалось падение процента смертности кроликов, вызванное ослаблением вируса, а главное — отбором среди кроликов особей обладающих устойчивостью к этому заболеванию. Возможно, дело идет к установлению равновесия между популяциями кроликов и болезнью, в эндемичном состоянии сохранившейся в зараженных зонах. Если только в результате естественного отбора не появилась группа производителей, которая, обладая совершенным иммунитетом, может повести наступление на опустошенные болезнью зоны, то для сохранения правильного равновесия между кроликом и окружающей его средой и для поддержания на допустимом уровне численности его врагов вполне достаточно тщательного контроля²⁷.

Весьма желательно, чтобы, ко всеобщему удовлетворению, это было достигнуто²⁸. В противном случае милый зверек снова станет бичом для всего мира, выйдя за пределы той небольшой зоны на западном побережье Средиземного моря, из которой когда-то вывез его человек, не подозревавший, какая страшная разрушительная сила таится с виду в таком мирном и добродушном существе.

Большая хозяйственная ценность некоторых млекопитающих сделала их постоянным объектом для акклиматизации во всех частях света (De Vos, Manville, Van Gelder, 1956). Насчитывается не менее 200 видов, в основном заячьи, грызуны, хищники и жвачные, попытки акклиматизации которых привели к весьма различным результатам²⁹.

Конечно, надо оговориться, что акклиматизация многих млекопитающих, так же как и растений и насекомых, произошла совершенно случайно. Прежде всего это относится к всесущим мышам и крысам, которых человек развозит по всему свету. Разрушительное действие вторжения крыс и мышей в природные сообщества очень велико. Они повреждают растительный покров и ведут себя как настоящие хищники. Печальная судьба пастушков тихоокеанских островов, большую часть которых истребили крысы, и пострадавших от тех же хищников морских птиц с островов Антарктики позволяет нам судить о роли этих грызунов. Заметим, что они вытеснили и своих местных конкурентов, например на Галапагосских островах; здесь, во всех тех местах, где акклиматизировались крысы, исчезли эндемичные формы хомячков (Cricetinae) (Brosset, 1963).

Что касается акклиматизации дичи и пушных зверей, то она проводилась человеком сознательно. То же можно сказать и об акклиматизации домашних животных, которые впоследствии одичали и включились в биологические сообщества, нарушив при этом существовавшее там равновесие.

Одни из этих попыток были неудачны, другие, наоборот, увенчались слишком большим «успехом», так как животные не замедлили превратиться в подлинное бедствие тех мест, куда они были завезены. И все же следует воздержаться от общих суждений, поскольку в одном и том же месте последствия акклиматизации могут быть весьма различны.

В качестве примера можно привести последствия акклиматизации ондатры (Ondatra zibethica), животного из отряда грызунов, родиной которого является Северная Америка. Своими размерами она напоминает кролика, а образом жизни — бобра; ценный мех ондатры и послужил поводом для завоза ее в Европу. Первая акклиматизация была осуществлена в 1905 г. в Чехословакии, в окрестностях Праги. К 1914 г. численность ондатры достигала почти 2 млн.; она распространилась по всей территории Чехословакии, продвигаясь примерно на 50—70 км в год, главным образом вдоль рек, где для этого зверька имеются благоприятные экологические условия. В 1933 г. площадь, занимаемая ондатрой в Центральной Европе, приближалась уже к 200 тыс. км².

Во Франции ондатру начали разводить на звероводческих мах с 1920 г., а в 1930 г. в северной части страны уже появилось 12 очагов ее обитания. Некоторые из них сразу же исчезли, другие, находившиеся в Нормандии, в департаменте Сомма, в Арденнах и в Эльзасе, сильно разрослись. В наши дни ондатра, проникая все дальше и дальше, уже захватила обширный район на севере Франции (рис. 48) и вошла в состав фауны млекопитающих на большей части Европы, от Франции до СССР.

Приблизительно в 1929 г. ондатра была акклиматизирована и на Британских островах, где ареал ее охватил территорию от Шотландии до южной Англии. Но вскоре здесь была организована широкая кампания по истреблению этого грызуна, и в 1937 г. его можно было считать окончательно изгнанным с Британских островов.

И наконец, ондатра была завезена в Финляндию (в 1922 г.) и в СССР, где ее акклиматизация, начатая в 1927 г., не раз возобновлялась и в Европейской части и в Сибири (Лавров, 1960) (рис. 49).

Теперь этот грызун расселился по всей Евразии, от Франции до Камчатки, и благодаря содействию человека повсеместно воцарился в голарктической области. Вторжение ондатры в природную среду расценивалось по-разному. В Западной Европе ее считают настоящим бедствием. Ондатра роет большие норы, подрывает берега и плотины, создавая угрозу обвалов. К тому же она, по всей видимости, охотно пополняет свое вегетарианское меню за счет мяса других животных, а отдельные ее особи могут считаться вообще плотоядными. Недаром ее обвиняют в истреблении пресноводных рыб и раков. Однако гораздо больший ущерб наносит ондатра популяциям рыб, изменяя условия их местообитании — заиливая реки и превращая проточные воды в болота. Причиняемые ею убытки ни в коей мере не компенсируются доходами от продажи меха, и человеку приходится затрачивать большие средства на борьбу с ондатрой в новых зонах ее обитания, чтобы, если нет надежды уничтожить ее коренным образом, хотя бы в какой-то мере ограничить ее распространение и непомерное размножение.

Рис. 48. Расширение границ ареала ондатры (Ondatra zibethica) во Франции (Dorst, Giban, 1954, дополненное). 1 — границы ареала на 1932 г.; 2 — на 1951 г.; 3 — на 1954 г., 4 — на 1963 г.

Рис. 49 Распространение акклиматизированной в СССР ондатры (Ondatra zibethica) (Лавров, 1960). На верхней карте показан ареал в 1936 г., на нижней - в 1956 г

В странах, где природа не столь глубоко преобразована деятельностью человека, например в СССР и Финляндии, ондатра заняла примерно то место, какое могло быть уготовлено ей природой. Таким образом, ущерб, причиняемый ондатрой в различных сферах деятельности человека, здесь не так уж велик и «устойчивость» среды значительно выше, чем в европейских странах. В СССР разведение и рациональная эксплуатация ондатры, ставшей одним из природных ресурсов, являются государственным делом. В 1954 г. в СССР было получено 649 тыс. шкурок этого ценного пушного зверька.

Столь различные результаты акклиматизации показывают, как вдумчиво нужно подходить к оценке каждого случая. Об источниках же таких различий — экологических факторах — мы еще скажем в дальнейшем.

Упомянем также о распространившейся по Европе нутрии (Myocastor coypus) — ведущем полуводный образ жизни, крупном грызуне, естественным ареалом которого является Южная Америка, от Юга Бразилии до Патагонии. Завезенная в качестве пушного зверя в 1926 г. нутрия акклиматизировалась на Британских островах, во Франции, в Нидерландах, в Дании, в Германии, в СССР³⁰ и даже в Японии. Размножается она значительно медленнее ондатры и считается далеко не таким вредным зверем, как последняя. Рыбоводы находят, что нутрия приносит большую пользу, «выкашивая» сильно разросшиеся водяные растения, очищая покрытую густой растительностью поверхность стоячих вод, повышая продуктивность прудов и ускоряя минерализацию ила (Ehrlich, 1959). Однако деятельность нутрии благотворна лишь тогда, когда численность ее невелика; в противном случае нарушение естественных местообитаний неминуемо³¹.

Зато акклиматизация в Англии серой американской белки³² (Sciurus carolinensis) привела к самым печальным последствиям: она нанесла тяжелый ущерб лесам и нарушила биологическое равновесие, конкурируя с местной европейской белкой (Sciurus vulgaris), численность которой неуклонно падает под нажимом ее американской соперницы (Shorten, 1954).

Серая белка, уроженка восточной части США, была в 1876 г. завезена в Чешир и затем, с 1890 по 1929 г., в различные районы южной Англии. Она не замедлила расширить первоначальные очаги своего распространения, и к 1930 г. ее ареал, расположенный в основном на юго-востоке Англии, составлял примерно 26 тыс. км². Распространение американской белки, прерываемое временными задержками — эпизоотиями кокцидиоза или суровыми зимами,— шло очень быстро, и к 1945 г. она заполонила уже весь юг Англии. Расселение ее сдерживали только реки, через которые ей было трудно переправиться, экологические барьеры в виде ланд и болот, лишенных деревьев, да участки, застроенные промышленными предприятиями. В настоящее время серая белка расселилась почти по всей территории Англии, части Шотландии и на обширной площади в Ирландии, куда она была завезена в 1913 г. (рис. 50).

Британские биологи считают распространение серой белки настоящим бедствием, а многие из них даже утверждают, что, за исключением серой крысы, нет животного более вредного. Конечно, в незначительной степени все белки наносят вред лесам. Обдирая кору деревьев, они нарушают слой камбия, оставляя на нем ранки, через которые проникают болезнетворные грибки; наносят они также ущерб питомникам и молодым посадкам. Но серая белка проявляет особенно ярко выраженную склонность к обгладыванию коры деревьев, и вред, приносимый ею, усугубляется значительно большей, чем у европейской белки, плотностью ее популяций.

Рис. 50. Распространение серой белки (Sciurus carolinensis) на Британских островах (Shorten, 1954, с изменениями).
1 — ареал в 1920 г.; 2 — в 1930 г.; 3 — в 1952 г.

Массовое расселение серой белки по территории Англии заставило правительство уже в 1931 г. начать широкую, в общегосударственном масштабе кампанию по уничтожению этого грызуна, подкрепив ее различными мерами законодательного порядка. Но как бы значительны ни были пущенные в ход средства — отстрел, западни, отравленные приманки, разорение гнезд,— кажется маловероятным, чтобы можно было ежегодно уничтожать 1/3 общего числа всех серых белок. Следовательно, на полное истребление белок рассчитывать не приходится, в лучшем случае над их численностью удастся установить контроль.

Акклиматизация и распространение американской белки на Британских островах оказали глубокое влияние на равновесие популяций европейских белок, которые по причинам, лишь весьма приблизительно установленным, постепенно исчезают из всех зон, захваченных американской белкой (рис. 51).

По мнению некоторых авторов, между двумя видами этих белок существует конкуренция и идет борьба не на жизнь, а на смерть, причем в отдельных случаях пришлая белка может напасть на местную и даже загрызть ее. Так же выражены и пищевая конкуренция, и перевес завезенного вида в плодовитости. Достаточно даже ничтожных на первый взгляд экологических различий между двумя видами, чтобы естественное равновесие изменилось в пользу наиболее приспособленного из них. Меньшая восприимчивость к заболеваниям, лучшее освоение кормовых ресурсов, хотя бы мало выраженное превосходство в конкурентных отношениях с другими видами, способность быстрее восстанавливать численность после неблагоприятного периода — всего этого достаточно для объяснения подобных нарушений равновесия.

Зато европейская белка, по-видимому, лучше, чем ее американский сородич, приспособлена к жизни в хвойных лесах: она удержалась в северной части своего исконного местообитания в Шотландии, то есть там, где акклиматизированный вид распространялся не так быстро, как в лиственных лесах южных районов Англии (серая белка особое предпочтение оказывает букам). Не исключено, что в результате вытеснения лиственных пород хвойными — тенденции, наблюдающейся как в лесах Англии, так и в лесах всей Европы,— равновесие между двумя этими видами изменится.

Рис. 51. Сокращение ареала обыкновенной белки (Sciurus vulgaris) в Англии (распространение ее в Шотландии не показано), по данным обследований, проводившихся с 1945 по 1952 г. (Shorten, 1954, с изменениями). При сопоставлении с рис. 50 можно заметить, что из ареала, занятого серой белкой, этот вид практически исчез.

Об акклиматизации других млекопитающих в различных местах земного шара мы упомянем лишь вкратце. В ряде случаев акклиматизация, касавшаяся промысловых зверей, увенчалась Успехом. Например, пятнистый олень, акклиматизированный во Франции и Англии, прекрасно приспособился к новой среде и приносит меньше ущерба, чем местный благородный олень. И все же, в связи с тем что акклиматизация пятнистого оленя происходит за счет оленя благородного, может возникнуть сомнение: а не выгоднее ли увеличивать прирост популяций местных видов, вместо того чтобы заниматься акклиматизацией новых видов, как бы удачно она ни проходила?

В тех же случаях, когда объектом акклиматизации были хищники, она, как уже говорилось, нередко приводила к нежелательным результатам. О завозе мангусты на Антильские острова, равно как и о тех катастрофических опустошениях, которые она произвела в местной фауне, уже упоминалось ранее. Немало бед натворила в скандинавских странах и в Исландии американская норка (Mustela vison), «вырвавшись» на волю из звероводческих питомников. Начало акклиматизации норки и енота полоскуна (Procyon lotor) на некоторых островах, расположенных у тихоокеанского побережья Канады, относится к 1938 г., а в 1950 г. численность этих хищников, разоряющих богатейшие местные колонии морских птиц, достигла уже невероятных размеров. Над этим случаем стоит призадуматься тем, кто вынашивает планы акклиматизации норки на субантарктических островах; если бы такая акклиматизация удалась, она, несомненно, повлекла бы за собой разорение колоний морских птиц, и в том числе лучшего их украшения — пингвинов.

Заметим, наконец, что акклиматизация млекопитающих, родственных местным формам, иногда сопровождается весьма нежелательным скрещиванием двух видов или подвидов. Многие формы рода Сарга — горный козел Capra ibex, безоаровый козел С. aegagrus и нубийский горный козел С. пиbiапа — неоднократно завозились в Татры начиная с 1901 г. Результатом этого опыта была совершенно невероятная гибридизация и полнейшая деградация всей популяции в целом главным образом из-за нарушения периодичности размножения (приплод появлялся среди зимы). В Чехословакии произошло скрещивание сибирской косули (Capreolus capreolus pygargus) с местным подвидом С. с. capreolus. Многие самки местного подвида после случки с более крупным молодым сибирским самцом погибали при родах из-за больших размеров плода³³

Все примеры, которые мы приводили, касались того или иного вида животных. Теперь мы возьмем какую-либо географическую единицу и рассмотрим, каким образом акклиматизация некоторых видов растений и животных может вызвать серьезные нарушения Равновесия в пределах этого района. В качестве такого примера лучше всего взять Новую Зеландию, которая как будто специально предназначена для того, чтобы можно было проследить все те отрицательные последствия, к которым может привести в биоценозе целый ряд непродуманных интродукций.

Несомненно, в опустошении этого острова, флора и фауна которого изобилуют эндемичными видами, развившимися здесь благодаря его изолированному географическому положению, сыграл свою роль целый ряд сложнейших факторов. Использование земель под посевы и пастбища привело к уничтожению большой части первоначальных местообитаний. До появления человека леса занимали на острове огромную площадь — 25 млн. га, а в настоящее время — 5,8 млн. га; вся остальная земля занята пашнями или пастбищами.

Однако вторжение человека в природную среду на этом не закончилось, так как он завез на остров множество новых видов растений и животных. С этой точки зрения Новая Зеландия является классическими примером того, как под влиянием чужестранных конкурентов и хищников нарушается непрочное равновесие островной фауны.

В естественном состоянии Новая Зеландия, как и многие другие острова, отличается чрезвычайной скудостью флоры и фауны. Ее высокоспециализированную растительность можно разделить на два основных типа — травянистую растительность степных пространств и растительность влажных субтропических лесов с совершенно особыми породами деревьев, такими, как Podocarpus, Dacrydium, Metrosideros и Nothofagus. Что же касается фауны, то ее основное отличие заключается в том, что, за исключением двух видов летучих мышей, крыса (Rattus exulans) и собака были завезены маори, приплывшими сюда в XIV в. из Центральной Полинезии), в ней полностью отсутствовали высшие млекопитающие, а птицы были представлены высокоспециализированными видами, в том числе бескрылыми, среди которых наиболее известны моа и киви. Естественно, что люди, прибывавшие в места со столь скудной фауной, стремились акклиматизировать здесь животных и растения либо для того, чтобы воссоздать обстановку своей далекой родины, либо для того, чтобы увеличить местные природные ресурсы (Clark, 1949; Wodzicki, 1950, 1961; Murphy, 1951; Elton, 1958; Howard, 1964).

Первые шаги в этом отношении были сделаны еще капитаном Куком, который в 1774 и 1777 гг. посадил на этих островах капусту, свеклу, картофель, а также завез сюда коз, овец и свиней, чтобы снабжать свежими продуктами экипажи заходивших судов. В следующем веке, когда началась колонизация Новой Зеландии европейцами, вторжение человека в природу стало еще более интенсивным. Согласно тенденции, распространившейся в ту эпоху по всему земному шару, колонисты заботились в основном об акклиматизации возможно большего числа животных в новых районах. Были учреждены многочисленные общества по акклиматизации и приняты меры законодательного порядка³⁴. Однако в начале XX в. рвение сторонников акклиматизации заметно остывает и уже принимаются меры для защиты местной фауны и для борьбы с завезенными животными, которые стали подлинным бедствием тех мест, в которых они прижились.

До 1950 г. были предприняты попытки по акклиматизации 53 видов млекопитающих, из которых удалось акклиматизировать только 34 вида, и 125 видов птиц, из которых было акклиматизировано только 31. Около 50% всех млекопитающих и 72% птиц было завезено с 1860 по 1880 г.

Среди млекопитающих, акклиматизация которых в Австралии увенчалась успехом, фигурируют 6 видов австралийских сумчатых, европейский еж, горностай, ласка, хорек, кролик, заяц, тар, серна, благородный олень, олень аксис, олень замбар, канадский олень вапити, пятнистый олень, лань, виргинский олень. Нужно упомянуть также и об одичавших домашних животных острова. Из птиц можно назвать канадскую казарку, австралийского черного лебедя, охотничьего фазана, калифорнийского перепела, кеклика, полевого жаворонка, певчего и черного дроздов, скворца, зимородка, грача, ворона, австралийскую флейтовую птицу (Gymnorhina hypoleuca), воробья, зеленушку, зяблика, американского синего вьюрка, щегла и желтую овсянку.

Уже при чтении этого списка возникает представление о масштабах опустошений, которые могут произвести завезенные в таком количестве животные. Несмотря даже на то, что многие экологические ниши были свободны, размножение некоторых видов было подлинным «взрывом». Животные-конкуренты и животные-хищники шаг за шагом оттеснили местные формы, в особенности птиц, преобладавших в естественных биоценозах Новой Зеландии³⁵.

Наиболее внушительных масштабов достигло распространение некоторых иноземных млекопитающих. Благородный олень был завезен в 1851 г. на остров Южный и выпущен в окрестностях города Нельсон. Эта интродукция не была единственной³⁶.

Местообитания, созданные человеком,— леса, перемежающиеся просеками и пастбищами,— пришлись по вкусу чужестранцу, и теперь этот вид встречается почти повсюду на территории Новой Зеландии (рис. 52). Лань занимает более ограниченный ареал, она почти не проникала за пределы тех районов, в которые ее водворил человек, но плотность ее в результате массового размножения необычайно высока (на 8 тыс. га было отстреляно до 6 тыс. ланей).

Серна, ввезенная из Австрии в 1907 и в 1913 гг. (10 особей было выпущено на горе Кука), расселилась по всей цепи Альп на острове Южном. Из одичавших животных самыми процветающими оказались коза и свинья благодаря присущей им пластичности.

Австралийский опоссум (Trichosurus volpecula), завезенный в 1858 г. в качестве пушного зверя, расплодился с ошеломляющей быстротой и стал встречаться во всех районах Новой Зеландии, за исключением нескольких небольших участков. Здесь он проявил себя как активнейший вредитель лесов, питаясь молодыми побегами и почками деревьев. Большой ущерб наносит опоссум и плодовым садам. О росте его популяций можно судить по тому, какое количество шкурок приходится в среднем на одного охотника, получившего разрешение на отстрел: в 1921—1925 гг.— 163,8 особей, в 1935-1940 гг.-299,7, в 1940-1945 гг.-597,2 особей. Плотность популяций опоссума в некоторых районах достигает свыше 600 особей на 1 км².

Крупные популяции акклиматизированных млекопитающих оказали глубокое воздействие на почвы и растительный покров Новой Зеландии. Опоссумы опустошают верхние растительные ярусы, а копытные и кролики — нижние. Деградация лесного покрова ускорила процесс эрозии, начавшийся в результате уничтожения растительного покрова домашними животными.

Вскоре в связи с непомерным возрастанием численности ввезенных животных встали проблемы по ее ограничению. После первого этапа — этапа покровительства интродуцированным видам, продлившегося примерно до 1930 г.,— их начали постепенно лишать этого покровительства и дошли до выдачи премии за истребление.

Были созданы специальные отряды для систематического уничтожения акклиматизированных животных, и профессиональные охотники убивали каждый до 40 оленей в день, всего до двух тысяч за один летний сезон. С 1923 по 1954 г. охотники, состоящие на службе у правительства, убили 512 384 оленей, а реальная цифра была, по всей вероятности, вдвое больше.

Не менее интенсивно ведется охота на опоссумов: в 1945 г. было убито не менее 922 088 зверьков. Об организованной борьбе с кроликами мы уже говорили выше.

Рис. 52. Современный ареал благородного оленя (Cervus elaphus) (1) и Лани (Dama dama) (2), завезенных человеком в Новую Зеландию. В противоположность лани олень хорошо акклиматизировался и, сильно расплодившись, вышел за границы своего первоначального распространения (Wodzicki, 1961).

Нельзя, конечно, совсем сбросить со счета экономическую выгоду, которую приносят все эти животные. Но цифра убытка остается по-прежнему огромной, особенно если учитывать и ущерб, нанесенный почвам, результаты которого становятся поистине катастрофическими.

Наконец, отметим, что в Новой Зеландии была проведена акклиматизация многих растений. Но из 603 видов интродуцированных растений (Allan, 1936) только 48 явились настоящими конкурентами местных растений. В противоположность акклиматизированным животным интродуцированные растения нуждаются в покровительстве человека и могут нормально развиваться лишь в местообитаниях, преобразованных человеком или ввезенными им животными. Весьма вероятно, что в случае исчезновения человека и интродуцированых им животных местные растения вернули бы свое былое господство и вытеснили большинство иноземных видов³⁷.

Итак, различные попытки акклиматизации новых видов животных и растений оказали самое пагубное влияние на равновесие природы Новой Зеландии. Все усилия поселенцев, старавшихся воссоздать вокруг себя хорошо знакомый им, привычный мир, привели к неудаче. Они лишь погубили будущее многих местных видов, разорили естественные местообитания и «породили» на свет целый ряд сложнейших экономических проблем, связанных с беспримерным размножением некоторых видов. Новая Зеландия — печальный пример нарушения естественного равновесия в результате интродукции чужеродных элементов и их массового размножения.

Это положение наблюдается и в других местах земного шара, особенно на островах, где равновесие крайне неустойчиво. Наглядным примером могут служить Гавайские острова, острова Галапагос и большая часть островов Антильского архипелага, не говоря уже об островах субантарктической зоны, где акклиматизация мышей, крыс и кроликов обернулась катастрофой для местной флоры и фауны.

Несколько примеров акклиматизации, приведенных в этой книге, свидетельствуют прежде всего о том, что случайный или намеренный ввоз животных и растительных видов кончается либо полной неудачей, либо чрезмерным размножением вида.

«Удачные», с точки зрения человека, интродукции, за редкими исключениями, почти все приводили к бедствию.

В области акклиматизаций больше всего следует остерегаться дилетантства, о чем красноречиво свидетельствует опыт прошлого столетия, когда человек для забавы, по своему собственному, самому причудливому выбору завозил во все концы Земли животных и растения. Но с другой стороны, следует также остерегаться акклиматизации «по всем правилам науки». За исключением отдельных случаев, наши познания в области биологии живых существ еще недостаточны, чтобы можно было предвидеть все последствия какой-либо интродукции или судить заранее о судьбе интродуцированных видов и их возможном влиянии на природу.

Как правило, вторжение животного или растения в чужеродную среду производит переворот в равновесии, сложившемся между местными видами, и ведет к образованию новых цепей питания. В результате оказывается нарушенным весь сложный «организм» экосистемы. Особенно часто это происходит в тех случаях, когда интродуцированный вид занимает свободную экологическую нишу и благодаря этому получает возможность быстро распространиться. Наглядным примером может служить судьба кролика в Австралии, оленя в Новой Зеландии, китайского краба в Европе, скворца в США. То же самое происходит и в тех случаях, когда интродуцируемый вид оказывается более сильным и более приспособленным к окружающей среде по сравнению с местным, экологически ему подобным и обреченным на исчезновение видом. Конкурентная борьба между кроликом и травоядными сумчатыми в Австралии, между карпом и местными породами рыб в США, между серой американской белкой и белкой европейской — это лишь единичные примеры из бесчисленных случаев такого же рода, подтверждающих эту истину.

Иногда, осознав свою ошибку, человек пытается восстановить нарушенное равновесие, применяя метод биологической борьбы с интродуцированными видами. Но если этот метод необыкновенно эффективен в отношении насекомых, то для позвоночных его последствия оказались роковыми: собака, завезенная на Галапагосские острова для борьбы с козами, уничтожила молодняк пресмыкающихся; кошка, интродуцированная на некоторые из субантарктических островов с целью ограничить распространение крыс и мышей, разорила колонии птиц; лиса, ввезенная в Австралию для истребления кроликов, сделалась виновницей почти полного исчезновения многих видов сумчатых.

Акклиматизация вызывает цепную реакцию, ни хода, ни последствий которой человек еще не в состоянии предвидеть. Особого внимания заслуживает то, что большинство катастроф разразилось либо на островах, скудных по самой своей природе, либо в местах, глубоко преобразованных человеком, что может быть объяснено причинами чисто экологическими (Elton, 1958). Дело в том, что экосистемы островов вследствие естественного сокращения числа видов, а значит, и цепей питания, отличаются относительной простотой. В зонах же, преобразованных человеком и его промышленной деятельностью, биоценозы сильно обеднены и доведены до состояния, в котором они являются скорее пародией на природу.

Распространение и размножение вида обратно пропорционально сопротивлению (резистенции), оказываемому средой. А в местообитаниях, естественно или искусственно упрощенных, сопротивление падает до минимума, и интродуцированный вид получает, таким образом, возможность совершенно неограниченного размножения и может молниеносно стать угрозой для всего окружающего. Именно это и произошло в Новой Зеландии, где не было млекопитающих, а также на Антильских и на многих других островах, имеющих скудную фауну. То же наблюдалось и в Европе, и в Северной Америке — на континентах, где большие территории полностью преобразованы человеком и вторжение человека обеднило природную среду, сделав ее легко уязвимой. И наоборот, в богатом биоценозе, обладающем бесчисленным множеством цепей питания, таком, например, как влаголюбивый лес, интродукции имеют очень немного шансов на успех и еще меньше — на трагические последствия.

Таков еще один довод в пользу необходимости сохранения в природных местообитаниях хотя бы подобия естественного равновесия.

Примечания:

¹ Degerbol, Mammalia, «Zoology of the Faroes», vol. 3. pt. 2, fasc. 65, 1940.

² В Советском Союзе эвкалипты культивируются главным образом на Черноморском побережье Кавказа еще с 80-х годов прошлого века. Усиленно испаряя влагу, эвкалипты способствуют осушению болотистых местностей. — Прим. ред.

³ Тропический лес, состоящий из местных пород деревьев, дает максимум 20 m сухой древесины в год с 1 га (за исключением лесов Малаккского полуострова, которые более продуктивны), в то время как эвкалипты и отдельные виды сосны дают по 35 т.

⁴ Интродуцированная как декоративное растение во все тропические страны лантана повсюду вела себя одинаково — и в Индии, и на Гавайских островах. Биологическая борьба против лантаны с помощью доставленных с ее родины, Америки, насекомых, поражающих различные вегетативные органы и органы размножения этого растения, отчасти помогла справиться с этим нашествием. Заметим, что на Гавайских островах лантана нашла широкое распространение благодаря тому, что семена ее разносились хохлатой майной — акклиматизированной птицей, питающейся плодами лантаны.

⁵ Победа, одержанная гусеницей над кактусом, была даже воспета в стихотворении, опубликованном в «Cactus andSucculent Journal». Правда, в нем говорится и об опасной возможности перехода этого насекомого на растения других видов:

Ринувшись в бой с врагами,
Разбил он их в пух и в прах.
Теперь пора подумать
О будущих временах:
Коль кактуса исчезнет след,
Что станет грызть кактусоед?

Увы! В биологической борьбе такие вещи случаются не редко. Однако в данном случае оснований для тревоги как будто бы нет, так как кормовой режим этой гусеницы слишком строго специализирован (цитировано по Кансдейлу — Cansdale, 1952).

⁶ Следует заметить, что растения с вегетативным способом размножения (водяной гиацинт, кактус опунция), имеют большое преимущество, так как этот путь размножения менее подвержен воздействию факторов внешней среды.

⁷ Близкий к нему вид, Е. diversifolia, встречающийся в тропической Африке и на Мадагаскаре, никогда не считался вредным, так как благодаря каким-то неизвестным контролирующим процессам он всегда находился в равновесии с природной средой.

⁸ Его прозвали «миллионодолларовым сорняком» (million dollar weed), так как на попытки хоть как-то ограничить его распространение были затрачены миллионы.

⁹ В настоящее время Киншаса.— Прим. ред.

¹⁰ В Родезии сейчас встает проблема, сходная с проблемой водяного гиацинта. Здесь озеро у плотины Кариб зарастает водяным папоротником (Salviniaauriculata), попавшим сюда из Южной Америки. До последнего времени это растение встречалось лишь в виде небольшой поросли в проточных водах реки Замбези, но, когда было создано искусственное озеро, оно заселило его и внесло в экологические условия изменения, вредно отразившиеся, на рыбах.

¹¹ Специалист по моллюскам.— Прим. ред.

¹² Из американского семейства ушастых окуней (Centrarchidae) солнечный окунь был акклиматизирован в низовьях Дуная. Другой вид того же семейства — большеротый черный окунь (Micropterus salmoides) — акклиматизирован в ряде озер Европейской части СССР.— Прим. ред.

¹³ По-видимому, это обусловлено тем, что китайский краб занял пустовавшую экологическую нишу, так как в пресноводной фауне Европы по причинам экологического порядка отсутствовали короткохвостые ракообразные, так же как и их постоянные паразиты (черви-сосальщики, саккулины), которые, бесспорно, в естественном ареале обитания краба являются ограничивающим фактором для его популяций. [Саккулина (Sacculina) — паразитический усоногий рак. Этот паразит прикрепляется с нижней стороны брюшка краба при помощи стебелька, который ветвится внутри тела хозяина. Через этот стебелек паразит высасывает соки краба; у самой саккулины конечности, кишечник и большинство других органов, кроме половых желез, отсутствуют.— Ред.]

¹⁴ Заметим, что в Европе этот краб изменил своим привычкам в кормовом рационе. В то время как в Азии он питается преимущественно червями и разлагающимися остатками животных, в Европе основу его кормового рациона составляют раки, насекомые, моллюски и даже рыбы.

¹⁵ Акклиматизация хищных рыб допустима лишь в тех случаях, когда экологическая ниша явно пустует и когда интродуцируемый хищник не может нанести серьезного удара по равновесию в популяциях своей «дичи» или же когда существуют в избытке рыбы, не представляющие экономической Ценности или принадлежащие к вредным интродуцированным видам. Например, в Европе интродукция американского черного окуня (Micropterus salmoides) некоторым образом восстановила равновесие между хищником и жертвами в естественной среде, так как эта рыба ограничила популяции карликового сомика (Ameiurus nebulosus) и солнечного окуня (Lepomis gibbosus). Без сомнения, каждому опыту такого рода должно предшествовать проведение углубленных исследований и романтической небрежности акклиматизаций прежних времен должен быть положен конец.

¹⁶ Родственных обыкновенному гольцу (Salvelinus alpinus).

¹⁷ В 1961—1962 гг. инспектора органов карантинной сельскохозяйственной службы США задержали не менее 36 тыс. посылок, содержавших опасных насекомых, нематод, моллюсков и грибов-паразитов.

¹⁸ Было отмечено (Mangenot, 1963), что в то время, когда человек из Полинезии высадился на островах архипелага, флора Гавайских островов на 100% состояла большей частью из узкоспециализированных, не конкурирующих между собой местных видов. В настоящее время местные виды составляют всего 55% и существование многих из них находится под серьезной угрозой. Следовательно, почти половина растительных видов представлена здесь растениями, которые были завезены из Америки, Индокитая или Европы и постепенно вытеснили местные виды.

¹⁹ Поэтому по отношению к малярии они играют ту же роль, какую играет другой комар, Aedes aegypti, по отношению к желтой лихорадке.

²⁰ В эндемическом состоянии малярия еще удерживается на Северо-Востоке Бразилии, но никогда не встречается в такой тяжелой форме, как эпидемическая, переносчиком которой является комар, по образу жизни сильно отличающийся от местных видов.

²¹ Уже во времена классической древности кролик был источником многих экономических затруднений. По сообщениям Страбона, около 30 г. до н. э. римский император Август послал своих легионеров на Балеарские острова, чтобы помочь жителям этих островов уничтожить кроликов, опустошающих их поля.

²² Дикие кролики, очевидно, еще в начале прошлого века были завезены на юг Украины, где освоились и образовали колонии, существующие до сих пор под Одессой, Херсоном и в некоторых других местах. Они роют норы в садах, парках, рощах и по оврагам, но, несмотря на длительность существования этих колоний, кролики дальше не расселяются и численность их возрастает крайне медленно.— Прим. ред.

²³ Заметим по этому поводу, что после эпидемии миксоматоза [болезнь кроликов.— Ред.] охотники намеревались акклиматизировать в Европе некоторые виды североамериканских кроликов рода Sylvilagus, невосприимчивых к этому заболеванию. К счастью, эти попытки удалось вовремя пресечь, так как акклиматизация этих зверьков привела бы к неминуемой катастрофе.

²⁴ Вред, причиняемый кроликом, ощущался во всех странах, включая и Европу, где численность его необычайно велика. Повсюду он вносил глубокие изменения в биотопы, препятствовал естественному или искусственному возобновлению лесов, опустошал поля и пастбища. Подсчеты показали, что до 1953 г. кролик принес сельскому хозяйству Англии свыше 50 млн. убытка.

²⁵ С 1883 по 1887 г. в Австралии было выплачено 917 тыс. фунтов в качестве премии за уничтожение кроликов.

²⁶ Этот вирус встречается в эндемическом состоянии у американских диких кроликов (Sylvilagus), которые сами обладают врожденным иммунитетом, во могут передавать болезнь кроликам Oryctolagus. Мысль о распространении этого вируса в Австралии была подана еще в 1934 г.

²⁷ Кроме применения вируса миксоматоза, в Австралии проводятся в широком масштабе кампании по истреблению кролика с помощью отравленных приманок — речь идет в основном о знаменитом «1080» (монофторацетате натрия), давшем превосходные-результаты.

²⁸ Заметим, что подобный процесс наблюдался во всех странах, в которые был завезен миксоматоз, в частности во Франции, где болезнь приняла теперь эндемичный характер и где у кролика уже подмечены признак» устойчивого иммунитета, хотя и не выяснено с полной достоверностью, действительно ли здесь имеет место естественный отбор устойчивы производителей. Зато можно с уверенностью говорить о том, что частичное восстановление популяций происходит на значительно более низком¹уровне.

²⁹ В СССР придается особое значение акклиматизации млекопитающих (даже в заповедниках). С 1925 по 1948 г. была проведена акклиматизация 115 тыс. млекопитающих, относящихся к 32 видам. [К настоящему времени

на территории СССР 32 вида зверей, 10 видов птиц, около 50 видов рыб, а также 15 видов насекомых и других беспозвоночных, однако теперь в заповедниках акклиматизация запрещена. — Ред.]

³⁰ В СССР было выпущено около 4 тыс. нутрий в республиках Закавказья и Средней Азии, а также в Краснодарском крае. Однако, как показал опыт в нашей стране, целесообразнее полувольное содержание нутрии с зимней передержкой в вольерах только производителей.— Прим. ред.

³¹ Нутрия была завезена в один из штатов США — в Луизиану, где она быстро размножилась и, вступив в конкурентную борьбу с, ондатрой, мех которой ценится дороже, вытеснила ее.

³² Серая белка была завезена в начале нашего века и в Южную Африку, и в Кейптаун. В настоящее время она занимает уже несколько сотен квадратных километров. Но отсутствие древесных пород, обеспечивающих ей кормовые ресурсы, ограничивает распространение этого зверька и вынуждает его опустошать плодовые сады и питомники. Поэтому серая белка в Южной Африке стала объектом охоты (D a v i s, «Proc. Zool. Soc. Lond.», 1950, 120, P. 265-268).

³³ В Новой Зеландии постепенно исчезает местная дикая утка (Anassuperciliosa) в результате ее гибридизации с акклиматизированной кряквой (A. platyrhynhos).

³⁴ Например, законодательными актами, утвержденными в 1861 г., поощрялся «ввоз животных и птиц родом не из Новой Зеландии, могущих служить для удовольствия и пользы жителей».

³⁵ Даже местная крыса (Rattus exulans) была вытеснена черной и серой крысами и сохранилась только на островках близ Новой Зеландии, на которые еще не проникли ее конкуренты (J. S. Watson, Proc. 9th Pacific Sci. Congr. 1957, vol. 19, 1961, p. 16, 17).

³⁶ На одном только острове Северном было проведено 155 интродукций в 55 пунктах.

³⁷ Заметим, что перевес местных растительных видов над видами интро-дуцированными, проявляющийся в случае полного отсутствия прямого или косвенного влияния человека, носит, по-видимому, довольно общий характер, как утверждает, например, Эглер (Egler, 1942), говоря о равновесии между растительными видами на Оаху (Гавайские острова).

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

Глава седьмая

ЧЕЛОВЕК - СОЗДАТЕЛЬ ИСКУССТВЕННЫХ БИОЦЕНОЗОВ

Примечания: