Сейчас на сайте

Кандидат исторических наук, член Политсовета Республиканской партии РФ Владимир Лысенко.

Рубеж эпох глазами коммуниста-диссидента

- Как и когда Вы впервые столкнулись с неформалами?

- Впервые это произошло в Центральном экономико-математическом институте, где действовал клуб «Демократическая перестройка», на заседания которого собиралась московская демократическая элита. Кого там только не было - от монархистов до анархистов. Я, молодой преподаватель научного коммунизма Московского авиационного института, ездил туда каждую неделю на всевозможные дискуссии. Споры носили яростный характер и затягивались допоздна. Там я познакомился со многими будущими политиками, которые в 90-е годы совершили в нашей стране демократическую революцию.

- Можете вспомнить, когда Вы там впервые появились?

- Это был, я думаю, 88-й год.

- Вы являлись свидетелем раскола клуба «Перестройка»?

- Нет, потому что к этому времени я уже из ЦЭМИ практически ушёл. Это случилось сразу после того, как у нас появился свой партклуб, количество дел в котором стало просто огромным. И если в клубе «Демократическая перестройка» шли в основном дискуссии больше теоретического плана, то к нам постоянно звонили и приезжали конкретные люди, готовые создавать горизонтальные структуры по всей стране.

МАИ

Надо сказать и о том, что ещё в 85-м году я, работая в Московском авиационном институте, участвовал в проходившем в Москве Всемирном фестивале молодёжи и студентов и даже являлся советником российской делегации на «свободной трибуне» - площадке, которую из центра города перевели в Университет дружбы народов и отправили туда еврокоммунистов - итальянцев, французов, бельгийцев, поляков (всех тех, кто очень сильно не любил Советский Союз). Наша задача заключалась в том, чтобы наши студенты дали им всем идеологический бой. Но когда еврокоммунисты начали рассказывать нам о нашей истории, которую мы тогда не знали (я, например, тогда ещё не читал ни Солженицына, ни Сахарова, ни других диссидентов), их слова произвели на нас сильное впечатление.

Вернувшись с фестиваля, я пошёл к ректору МАИ Юрию Алексеевичу Рыжову и сказал: «Юрий Алексеевич! Давайте создадим политический клуб и будем обсуждать различные актуальные проблемы, волнующие студенчество». Он дал «добро».

- Просьба не забывать называть даты.

Это был 85-й год. Клуб получил название «Орбита». Вначале мы занимались Афганистаном, студенческим самоуправлением... Постепенно наши вечера становились всё более острыми, и клуб начал завоёвывать популярность.

В 87-м году в ЦЭМИ я познакомился с Юрой Самодуровым, Львом Пономаревым, Олегом Орловым, Юрой Скубко, Леной Жемковой и ещё рядом людей, создававших «Мемориал», и начал активно заниматься деятельностью по реабилитации жертв сталинских репрессий. Этой теме я решил посвятить и один из наших вечеров, который мы назвали: «30-е годы - героическое и трагическое» и на который пришло порядка семисот человек. Малый зал вмещал около 250 человек, поэтому люди были вынуждены стоять в проходах, в коридорах... Так что мы даже организовали его трансляцию.

- Это всё происходило в ДК?

- В ДК МАИ.

Вечер длился порядка четырёх с половиной часов, но прошёл на одном дыхании. Выступали в основном узники ГУЛага, которые рассказывали о том, что происходило с ними и со страной. В конце вечера я предложил присутствующим подписать обращение в Политбюро ЦК КПСС с просьбой создать памятник жертвам сталинских репрессий и сам сделал это первым. Народ начал его очень живо подписывать, а на следующее утро меня вызвали в первый отдел, где сидели секретарь парткома и наш главный ГБшник, которые стали на меня нападать: «Как это Вы могли себе позволить заниматься антисоветской агитацией и пропагандой в секретном ВУЗе?!» В ответ на это я показал им обращение и сказал: «Смотрите: написано: «В Политбюро ЦК КПСС». Не к ЦРУ же оно обращено и не к каким-нибудь там антисоветчикам».

- Помните хотя бы месяц, в котором было проведено это мероприятие?

- Это было примерно в октябре-ноябре 87-го года, как раз тогда, когда Лигачёв с Ниной Андреевой «наехали» на Яковлева со своим антидемократическим манифестом «Не могу поступиться принципами».

- Эти события происходили в апреле 88-го. А в октябре 87-го Ельцины выгоняли...

- Из партии, да?

- Из Политбюро и, чуть позже, из московского горкома.

- Ну, Лёш, насколько я помню, всё это происходило, по-моему, всё-таки в конце 87-го года.

...Короче говоря, мы пошли по инстанциям: сначала меня пригласили в Ленинградский райком, потом воспитывали в горкоме... Не знали, что со мной делать, поэтому всё это тянулось порядка двух месяцев. В конце концов мне позвонил секретарь парткома и пригласил зайти к нему в 8.30 утра. Я удивился, почему так рано, но он ответил: «Так надо». Я приехал. Сидят члены парткома, опустив головы. Он говорит: «Есть предложение объявить Лысенко за плохую организацию вечера строгий выговор без занесения в учётную карточку. Кто «за»?» Большинство поднимают руки, но два преподавателя с моей кафедры - «против». Он говорит: «Решение принято. Все свободны».

Когда институт узнал о том, что Лысенко решили наказать, у нас произошла внутриМАИвская революция. Народ сбивался в группы и в переходе между корпусами вывешивал какие-то листовки, плакаты, вырезки из газет, в которых высказывал мне поддержку и клеймил партком и КПСС в целом. Получилась как та стена в Китае, на которой каждый мог вывесить дацзыбао. Помнишь, как она называлась?

- Помню, что такая была, но названия её уже не вспомню.

- Всё это вызвало такой ажиотаж, что я стал в МАИ «национальным героем». Благодаря этому я затем легко выиграл выборы народных депутатов России...

- Это Вы очень далеко зашли. Давайте закончим при Вашу знаменитую «Орбиту».

- Дальше мы продолжали активно работать с «Мемориалом» и провели вечер, посвящённый трагедии в Сумгаите, на котором выступала Галина Васильевна Старовойтова. У нас тогда жили студенты из Армении и Азербайджана, и партком опять жутко перепугался и обвинил нас в том, что мы создаём почву для новой резни. Но всё обошлось.

Затем мы провели вечер с участием диссидентов. К сожалению, Андрей Дмитриевич Сахаров на нём не смог присутствовать из-за болезни, но зато были Сергей Адамович Ковалёв, Даниэль и все другие.

- Месяц не помните?

- Я не могу тебе этого сказать, - с месяцами у меня, к сожалению, плохо.

...Этот вечер тоже очень не понравился начальству, но поскольку Рыжов к этому времени уже стал фигурой общесоюзного масштаба - народным депутатом СССР, членом Межрегиональной депутатской группы - то оно к нему уже не приставало.

- Рыжов, получается, тоже голосовал за наказание Вас по партийной линии? Вообще, каковой являлась его позиция в те годы?

- Юрий Алексеевич стал одним из главных демократов в Межрегиональной депутатской группе и активно помогал Ельцину в продвижении к власти. МАИ при нем являлся самым демократическим институтом не только в Москве, но и, наверное, в СССР. Я вместе с Рыжовым, кстати, был одним из инициаторов выдвижения Бориса Николаевича Ельцина в народные депутаты сначала союзные (он от МАИ как раз шёл), а потом и российские. То есть МАИ к тому времени стал оплотом демократии, и мы уже могли позволить себе многое, и ни партком, ни райком противостоять нам не решались.

Затем у нас происходили выборы делегатов сначала на ХХVIII съезд КПСС, куда я выдвинул свою кандидатуру...

- Вы забыли рассказать о том, происходило ли в МАИ что-нибудь интересное весной 88-го года в связи с выдвижением делегатов на ХIХ партконференцию.

- Нет. Знаешь, на ту конференцию нас, к сожалению, не пригласили, поскольку мы были рядовыми членами партии и каких-то больших постов не занимали. А вот уже на съезд (когда выдвижение делегатов проходило достаточно свободно, на альтернативной основе) я выдвигался сначала от МАИ. Комиссия Ленинградского райкома, однако, что-то там подтасовала и заявила о том, что я не прошёл.

Времени оставалось очень мало, когда (чуть ли не в предпоследний для выдвижения день) авиационный завод ММЗ им. Микояна, который расположен прямо напротив МАИ, провёл своё общее партийное собрание. Кроме меня в нём участвовали также три или четыре крутых местных деятеля, в том числе секретарь парткома, но по итогам трёхчасовой дискуссии коммунисты завода в подавляющим большинстве проголосовал за меня - 32-летнего ассистента из МАИ.

- Вы продолжаете рассказывать о своей деятельности в рамках клуба «Орбита» или уже перескочили к истории Демплатформы?

- Какой-то период обе эти структуры действовали параллельно...

- Тогда давайте закончим про «Орбиту».

- После моего избрания народным депутатом России она ещё какое-то время - примерно полгода - продолжала существовать. Но затем закончили учёбу в МАИ те ребята, с которыми мы всё это делали, я ушел в политику, Рыжов стал послом во Франции, и к середине 90-х годов МАИ превратился в гнездо Либерально-демократической партии России, в котором жириновцы имели колоссальный успех. Через несколько лет уже новое поколение студентов попросило нас возобновить деятельность клуба, но из этого ничего не получилось, поскольку прокоммунистические и прожириновские идеи стали в институте самодовлеющими, а наши идеи ушли вместе с теми, кто у меня учился в конце 80-х годов. И до сего дня настроения в МАИ преобладают не очень демократические. Хотя в своё время там прошли, ты знаешь, многие съезды - и Демократической платформы, Учредительный съезд «Мемориала» в 88-м году и многие другие важные мероприятия.

- Являлся ли клуб «Орбита» типичной неформальной организацией, устраивавшей митинги и другие акции, или же это был только дискуссионный клуб, подобный «Перестройке».

- Это был чисто дискуссионный клуб. И в джентльменском соглашении с руководством института, и в его уставе было прописано, что мы не занимаемся напрямую политикой и не ввязываемся в какие-либо дела, которые могли бы вызвать неприятности для института. Поэтому у нас всё начиналось и заканчивалось дискуссиями.

«МЕМОРИАЛ»

«Мемориалом» я начал активно заниматься после того, как познакомился с Юрой Самодуровым.

- А с какого именно времени Вы начали активно заниматься «Мемориалом»?

- Это тоже - 88-й год. Кстати, когда весной 89-го года Сахаров вернулся из горьковской ссылки...

- Мне кажется, что он вернулся в декабре 86-го года...

- 86-го?

- Ага.

- Я боюсь соврать. Знаешь ли, у меня на даты память плохая. Но, Лёш, я помню, что, когда мы весной 88-го года собирали на Пушкинской площади подписи, то Андрей Дмитриевич вместе с Еленой Боннэр тоже пришёл подписаться, и все мы воспринимали эту ситуацию так, что он тогда только что приехал в Москву в первый раз.

- Подписи под чем собирали?

- Под обращением в ЦК КПСС...

- По поводу создания мемориала?

- Да, мемориала.

Это были светлые страницы моей биографии. Мы тогда каждый раз меняли место проведения наших заседаний, поскольку подозревали, что за нами следят и что скоро начнутся аресты.

- Об этом, пожалуйста, поподробней: кто, в каких именно местах?

- В заседаниях участвовали Лев Пономарёв, Олег Орлов, Лена Жемкова... А собирались мы в основном у Юры Скубко. Его отец был, по-моему, художником, и у него на самом верхнем этаже была довольно большая мансарда...

- В каком месте?

- По-моему, где-то у метро «Динамо». Он нас приводил туда какими-то тайными тропами, и мы засиживались заполночь, когда уже метро переставало работать. А всё из-за того, что с Юрой Самодуровым было невозможно просто так поменять ни одного слова в документах, - он мог часами спорить. А сколько времени мы согласовывали текст обращения в Политбюро - несколько месяцев! Ты ведь знаешь: когда Пономарёв и Самодуров сцепятся между собой...

Мы приняли решение провести наш первый пикет на Арбате. Поскольку я был единственным членом КПСС, ребята мне сказали: «Володя, ты будешь стоять на стрёме. А в бой пойдут одни «старики»».

- Когда это произошло?

- Наверное, в начале 89-го года. Но не раньше конца 88-го.

...Итак, всем составом мы выдвинулись на Арбат. Пикетчики, после пятиминутного стояния с текстом обращения в ЦК КПСС, были сразу же схвачены милицией, а сделанные из фанеры транспаранты с требованием создания мемориала жертвам сталинских репрессий поломаны. (По-моему, имелись и более жёсткие плакаты с нелицеприятными высказываниями по адресу Иосифа Виссарионовича.) Ребят отвезли в милицию, но через час или два отпустили. Это было наше первое боевое крещение.

Потом подобный пикет (уже без меня) был проведён ещё в каком-то зале. Но после всероссийской (на самом деле, всесоюзной, - АП) партийной конференции ситуация в стране стала меняться, и уже к весне... Ты говоришь, она в 88-м года проходила?

- Партконференция проходила в июне 88-го.

- Значит, это был всё-таки 89-й год. Потому что мы собирали подписи на Пушкинской площади весной и уже совершенно свободно, - можно было держать любые плакаты. В итоге мы собрали огромное количество подписей - по-моему, несколько миллионов - и принесли их на Пушкинскую площадь. Зрелище было внушительное: стояла огромная гора из гигантского количества папок, из которых самих можно было построить памятник. Потом их (уже без меня) повезли куда-то в ЦК КПСС, где их не хотели брать и долго препирались по этому поводу. В конце концов взять согласились, и эти папки канули в лету.

Потом мы из ДК МЭЛЗ привезли в МАИ первую выставку «Мемориала». Следом мы провели наш первый вечер, посвящённый сталинизму...

- Когда это было?

- Ты не помнишь, когда был ДК МЭЛЗ? По-моему, в 87-м или 88-м году.

- Мне кажется, что в 88-м.

- Значит, в 88-м. Я помню, что это всё совпало с той вот лигачёвской фигнёй, потому что меня тогда начали сильно трамбовать из-за того, что почувствовали - власть на верху поменялась.

- Вы эту выставку целиком перевезли в МАИ?

- Да, полностью.

- Я помню, что эта выставка демонстрировалась дважды: первый раз в ДК МЭЛЗ, а второй - уже не помню где. Причём я посетил именно эту вторую экспозицию.

- Да, в ДК МАИ она тоже простояла почти месяц, и к нам приезжали люди, в том числе из других городов, которые не успели посмотреть её в ДК МЭЛЗ.

- Подписи вы наверняка собирали до выставки?

- Нет. Это происходило практически одновременно. Выставка помогла нам привлечь внимание и к самому «Мемориалу», и к идее создания памятника. Эта идея являлась центральной на выставки, на которой было представлено несколько макетов памятников и мавзолеев жертв репрессий. Самодуров хотел привлечь к её реализации каких-то известных несоветских скульпторов, например, Эрнста Неизвестного. Но совершенно очевидно, что мы никогда между собой не договорились бы, потому что у каждого было своё видение этого памятника. И слава богу, что нам разрешили хотя бы привезти Соловецкий камень, после чего все эти дискуссии закончились. (Потому что поставить настоящий памятник рядом с Феликсом Эдмундовичем нам бы КГБ, конечно, не позволило.) Зато теперь нам есть куда всем приходить как минимум раз в году с тем, чтобы 30 октября помянуть всех, кто погиб, и пообещать не допустить этого снова.

Очень тесные отношения я поддерживаю с «мемориальцами» до сих пор. Ты, наверное, знаешь, что сейчас их подопечные бабульки и дедульки пытаются вытурить их из их здания, говоря: «Вам нужно заниматься не памятниками и историческими изысканиями, а помогать нам доставать продукты, социальные пакеты...»

- Это же явилось причиной откола от «Мемориала» в 90-м(?) году стариков из Ассоциации жертв политических репрессий во главе с Нумеровым. Вы были свидетелем того раскола?

- Нет. После того героического сбора подписей я, пожалуй, активной деятельностью в «Мемориале» больше не занимался. Он больше использовал меня как депутата для проталкивания своих законопроектов. Например, я очень активно боролся за то, чтобы репрессированным и их детям не снимали, а увеличивали льготы, и в этом отношении нам удалось кое-что сделать. (Это - святое.) Я всегда приходил на собрания «Мемориала», на какие-то конференции, но на конкретную деятельность у меня просто не хватало времени.

- В 80-е годы «Мемориал» принимал участие в организации митингов и других публичных акций. Расскажите о том, как и где они проходили.

- ...

- Не помните?

- Нет, к сожалению.

- А про историю структуризации «Мемориала» можете что-нибудь рассказать - о том, как из группы «Памятник» возникла группа «Мемориал», преобразовавшаяся затем в одноимённое общество?

- Алексей, к сожалению, я вот...

- У вас же в МАИ проходила Учредительная конференция!

- Да, Учредительная конференция проходила у нас в МАИ. Насколько помню, это было в 88-м году. Это было первое, что нам разрешили. И хотя ректор очень боялся, но всё прошло нормально. Тогда, кстати, у нас побывал Андрей Дмитриевич Сахаров, которого на этой конференции я увидел впервые. Народ, увидев живого Сахарова, прореагировал соответствующим моменту образом. Но, к сожалению, память у меня устроена таким образом, что я хорошо запоминаю лица, а не события.

ПАРТИЙНЫЕ ДИССИДЕНТЫ

- Расскажите о своём взаимодействии (в рамках «Демперестройки», «Орбиты» и т. д.) с неформалами из других групп, которых было тогда немеренное количество.

- Когда я участвовал в этих больших дискуссиях в ЦЭМИ, каждый из нас состоял одновременно в нескольких организациях. Так и у меня кроме «Мемориала» довольно быстро появился ещё один интерес - Межклубная партийная группа, которую тогда возглавлял Станкевич и в которую входили Миша Малютин, Игорь Чубайс (брат Анатолия Чубайса) и ещё несколько человек.

- Как и когда она возникла?

- Я пришёл в неё уже после того, как это произошло.

- А когда Вы в неё пришли?

- В 88-м году. Мы собрались раза два, после чего она перестала нас устраивать. Нам казалось, что она - слишком умеренная (из-за того, что Станкевич всего боится и хочет сохранить со всеми хорошие отношения). Тогда мы решили создать что-то своё, и вместе с Игорем Чубайсом (главными инициаторами были мы двое) создали в Севастопольском райкоме партии Московский партийный клуб. Игорь договорился с Брячихиным (в то время - 1-й секретарь Севастопольского райкома, - АП) о том, что тот раз в неделю предоставляет нам помещение, и начали активно собирать народ...

- Когда это всё происходило?

- В 88-89-м годах. Клуб собирал колоссальное количество людей, и не только из Москвы. Многие, прослышав о том, что в Москве действует такой инициативный, очень боевой и содержательный клуб, стали приезжать к нам даже из соседних республик. Помню среди них хорошо известных тебе Володя Филенко[1] и Сашу Емца[2]. Они приехали, посмотрели и сказали, что им это очень понравилось и что они у себя тоже открывают такой клуб.

- Каким образом клуб выходил на людей из других республик?

- Ты знаешь, они нас сами находили благодаря средствам массовой информации. Особенно активно ходили на наши заседания симпатизировавшие нам корреспонденты радиостанций - «Юности» и «Маяка». В своих программах они давали номера наших телефонов, и эта информация очень быстро расходилась по стране. Нам звонили, а мы в ответ рассылали наши документы и приглашали всех приезжать.

- Расскажите об участии Вашего партклуба в первых относительно свободных выборах весной 89-го года.

- Да, наш клуб активно участвовал в выдвижении известных людей...

- Рыжов рассказывал мне об очень интересной предвыборной встрече с участием Ельцина в МАИ... (См.)

- Да, в ДК МАИ. Ты, наверное, знаешь, что у Бориса Николаевича с Рыжовым были очень хорошие отношения, и он, став президентом, трижды предлагал ему стать премьером, но Юрий Алексеевич трижды отказывался. И тогда МАИ являлся тем местом, которое Ельцин ценил и куда охотно приезжал. На ту встречу, где его выдвигали в депутаты, институту долго не давали разрешения, но когда она всё-таки состоялась (уже в большом зале), то на неё собралось гигантское количество народу, так что даже пришлось провести радиотрансляцию на улицу. (Именно мы обеспечивали проведение этой встречи - собирали студентов, клеили на Севере Москвы листовки с приглашением на неё избирателей, за что Борис Николаевич был нам благодарен.) Когда Ельцин приехал, народ долго не пропускал его в зал - жал руки, просил автографы. Борис Николаевич был этим очень растроган, потому что тогда как раз начались гонения на него. Правда, на встрече присутствовали и представители старой профессуры, говорившие ему разные гадости. Например, они прямо в лицо ему говорили о том, что он разваливает Советский Союз.

Я тогда неоднократно ездил в Госстрой (ныне в этом здании располагается Совет Федерации). (Ельцин являлся в это время председателем Госстроя - министром СССР, - АП.) У меня завязались хорошие отношения со [помощником Ельцина] Львом Сухановым, и я часто заезжал к нему и брал какие-то листовки. И к Борису Николаевичу заходил обсуждать организацию его избирательной кампании. Тогда всё было очень демократично. В здание можно было проходить свободно, да и Борис Николаевич был доступен. И команда у него была динамичная. Тогда всё играло на нас, все готовы были нам помогать и, казалось, мы двигаемся в правильном направлении. Чем это всё закончилось, ты знаешь.

- Я помню всего одно мероприятие партклуба - публичную встречу в одной из поточных аудиторий МГУ, состоявшуюся, наверное, в конце 89-го года. На ней Вам ассистировал мой товарищ по Московскому народному фронту Саша Зябрев. Вы помните эту встречу?

- Что-то такое я припоминаю, но большого впечатления она на меня не произвели, - ведь тогда было столько мероприятий! А Саша в Демплатформе состоял с самого начала и очень много времени уделял работе в ней. Я считаю его одним из зачинателей Демократической платформы и Республиканской партии и очень ему благодарен.

В ноябре 89-го года произошла рабочая встреча представителей групп из 16-ти городов...

- ...СССР? Не только России?

- Да, не только России. Встреча эта состоялась в эстонском посольстве (точнее, постпредстве, - АП), где послом (постоянным представителем ЭССР при Совмине СССР, - АП) являлся Евгений Голиков, с которым у нас до сих пор сохранились очень хорошие отношения. Он приютил нас у себя в посольстве, где мы (нелегально в собственной стране) и провели эту сходку, на которой было принято решение о созыве в Москве в январе 90-го года всероссийской конференции Демократической платформы.

После этого мне позвонил Вячеслав Николаевич Шостаковский (тогда - ректор Высшей партийной школы, - АП) и сказал: «Владимир Николаевич! Я очень хотел бы с Вами переговорить». Я спрашиваю: «А что случилось с партийной школой?» Он: «Со школой - ничего. Но мы тут тоже внимательно следим за тем, что делает Демплатформа, и многое из этого нам нравится. Поэтому мы хотели бы встретиться». Короче, мы просидели с ними (присутствовал ещё Яковенко), по-моему, целую ночь, обсуждая всю эту ситуацию. Шостаковский вначале боялся того, что наша организация может получиться слишком радикальной. Но когда он увидел, что в радикалах у нас один только Игорь Чубайс (моя позиция, как ты знаешь, всегда была центристской), Шостаковский объявил о том, что вместе с Яковенко (тогда - секретарём одного из райкомов КПСС, - АП) вступает в Демократическую платформы. И мы начали готовиться к ХХVIII съезду КПСС.

В январе 90-го года в Высшей партийной школе прошла всероссийская конференция, на которую приехали представители партийных организаций из 102-х годов 13-ти республик Советского Союза. Получилось действительно очень представительное мероприятие, на которое прибыли Ельцин, Афанасьев, Травкин, Гдлян, Мурашёв и ещё целый ряд известных российских демократов.

Вообще, в Демократическую платформу тогда входило много известных людей - Ельцин, Собчак, Попов, Афанасьев, Рыжов, Гдлян, Травкин. Активными строителями Демократической платформы (а затем и Республиканской партии России) стали Игорь Чубайс, Вячеслав Шостаковский, Игорь Яковенко, Степан Сулакшин, Олег Гладких, Александр Зябрев, Вячеслав Гулимов, Александр Механик, Владимир Филин.

Чуть позже в Киноцентре у нас состоялась «тайная вечеря», на которую инкогнито приехал Борис Николаевич (он тогда то ли уже занимал какую-то большую должность, то ли только являлся кандидатом в президенты), сказавший о том, что полностью одобряет создание Демплатформы, которую считает своим ближайшим союзником, и пообещавший полностью её поддерживать и на ХХVIII съезде КПСС, и на Съезде народных депутатов России.

Следующим нашим шагом стало создание в 90-м году программного документа Демократической платформы в КПСС, основным автором которого являлся я. Этот документ был сделан прежде всего для ХХVIII съезда партии. Мы послали его в «Правду», где, как мы узнали впоследствии, он вызвал большие баталии. Но Егор Тимурович Гайдар, который имел тогда серьёзные позиции и в газете, и в журнале (теоретическом органе ЦК КПСС журнале «Коммунист», - АП), настоял на том, чтобы этот документ был напечатан. Оказывается, нас поддержал тогда и Александр Николаевич Яковлев, хотя большие бои по этому поводу происходили даже в Политбюро, которое по этому поводу собиралось.

Кульминацией нашего движения стало проведение 16-17 июня 90-го года в кинотеатре «Октябрь» на Калининском проспекте (Новом Арбате) самого большого нашего мероприятия - II всероссийской конференции Демократической платформы, состоявшейся накануне ХХVIII съезда КПСС. (Делегаты тогда уже приезжали на съезд, и некоторые из них участвовали в нашей конференции.)

На конференции очень резко выступил Травкин, заявивший о том, что мы не правы, что зря мы тянем резину до съезда, что нам следует решительно выходить из КПСС. Но мы, понимая, что большинство съезда нас не поддержит, посчитали, что мы должны использовать трибуну съезда для того, чтобы на всю страну обратиться к согражданам с призывом пойти на раскол КПСС и поддержать Демократическую платформу, которая собирается от КПСС отколоться и создать мощную Социал-демократическую партию.

Затем в Кремлёвском дворце съездов состоялся ХХVIII съезд Коммунистической партии Советского Союза, из пяти тысяч делегатов которого «деплатформовцами» являлись около 150 человек. Тогда встык прошли съезд Российской коммунистической партии (точнее, КП РСФСР, - АП), на котором эта партия учреждалась, и сразу же за ним - ХХVIII съезд КПСС.

Демплатформа поручила мне выступить на российском съезде, и я даже был выдвинут в 1-е секретари Российской коммунистической партии. Таким вот образом я - молодой преподаватель Московского авиационного института - впервые вышел на всероссийскую арену.

Встречала меня аудитория совершенно враждебно. Когда я выступал, стоял гул, в первых рядах хихикали, показывали мне (при этом Лысенко покрутил пальцем у виска, - АП): мол, куда ты лезешь?

Каждому кандидату для выступления выделили по двадцать минут, и я в течении этих двадцати минут абсолютно спокойно и вежливо пытался объяснять делегатам, что если мы не разделимся на социал-демократическую и коммунистическую партии и не создадим в СССР двухпартийную систему, то КПСС кончит очень плохо, а Советский Союз развалится, поскольку без многопартийной системы наша страна не способна быть конкурентоспособной. Я заверил их в том, что мы собираемся создавать не какую-то экстремистскую партию, а нормальную социал-демократическую, подобные которой существуют во многих странах мира, и что мы считаем, что страна могла бы нормально развиваться в условиях конкуренции между социал-демократами и коммунистами. В этот момент делегаты стали свистеть, кричать, захлопывать меня, но я довёл свою речь до конца. В заключение я сказал о том, что у делегатов есть последний шанс сохранить Советский Союз и что, хотят они этого или нет, но мы создадим социал-демократическую партию, а КПСС будет неуклонно ослабевать и в конце концов развалится.

После меня выступал известный питерский левый коммунист Тюлькин, начавший свою речь со слов о том, что «будут тут всякие картавые нас учить, как нам надо строить свою партию». Его речь вызвала большой шум в зале, но ещё больший - за его пределами. Когда её услышал по телевизору Геннадий Хазанов, то не смог этого спокойно пережить, оскорбился за меня и меня защитил, размазав Тюлькина в нескольких своих интермедиях. Прошла полемика по этому поводу также в «Огоньке» и других журналах, где интеллигенция нас активно поддержала.

- Мне помнится, что Тюлькин тогда выразился всё-таки более деликатно: «...Люди, не выговаривающие букву «р»».

- А раз это - не то же самое?

...На съезде мы пытались встретиться с Горбачёвым, Яковлевым и Шеварднадзе, но они этого напрямую не захотели, и встретились только с Шостаковским. (Он, как я понимаю, всё время бегал между нами и этой командой партийных реформаторов.)

Но мы встретились с Поповым и Собчаком (до Бориса Николаевича тогда уже невозможно было достучаться, и мы общались с ним через его помощников), которым предлагали уходить из партии не в пустоту, а возглавить вместе с нами Демократическую платформу с тем, чтобы создать на её основе мощную политическую партию уже без всякого разрешения ХХVIII съезда. К сожалению. ни Ельцин, ни Собчак, ни Попов связывать свою судьбу с такой партией не захотели. Тем более, что Ельцин, ты помнишь, прошёл [в председатели ВС РСФСР] всего четырьмя голосами и поэтому боялся, что депутаты могут устроить переголосование и этой должности его лишить.

Увидев, что шансов у нас никаких нет, Шостаковский (именно как бы тоже номенклатурный работник) вышел на трибуну и спокойным голосом сказал: «Господа! Демократическая платформа...»

- Он мог сказать только: «Товарищи!»

- Ты прав, он сказал: «Товарищи!» - «Товарищи коммунисты! В связи с тем, что вы не идёте нам навстречу и не принимаете наших условий, мы вынуждены покинуть съезд и объявить о том, что выходим из Коммунистической партии». После этого наша команда встала (а нас тогда было уже не 150, а существенно меньше) и под свист и крики: «Предатели! Негодяи!» покинула Кремлёвский дворец съездов.

- Я помню о том, что тогда не все из вас покинули съезд: в ваших рядах оказался ренегат Георгий Георгиевич Гусев, которого за это даже избрали в состав Ревизионной комиссии КП РСФСР.

- Совершенно верно. Это был припасённый для нас «подарок». Он вышел на трибуну после Шостаковского и сказал, что на самом деле никто, типа, не выходит, все остаются и только несколько бузотёров... (Ну ты знаешь - эти приёмы наша власть хорошо освоила.) Под овацию зала он заклеймил нас как отщепенцев, которые никого не представляют и с которыми уже покончено.

Съезд завершился, и мы увидели, что никто из старших по званию и политическому весу товарищей к нам не примкнул. Поэтому, посчитав, что Демократическая платформа выполнила свою миссию раскола Коммунистической партии, 17-19 ноября 90-го года в Киноцентре мы провели Учредительный съезд Республиканской партии, в которой оказалось порядка 25 тысяч человек.

К сожалению, с нами не слишком много народу ушло, - ведь по опросам Демократическую платформу в это время поддерживали свыше 40 процентов членов КПСС. Таким образом, большинство коммунистов ушло просто в никуда.

Тем не менее, как ты помнишь, в нашу партию входили достаточно интересные люди - Игорь Чубайс (Игорь не стал тогда сопредседателем, потому что был слишком радикален, а затем и вообще ушёл в Народную партию к Тельману Гдляну), Вячеслав Шостаковский (по заданию «вышестоящих органов»; я так понимаю, что в ЦК на этот счёт консультировались с Яковлевым и делегировали его к нам для того, чтобы наше движение не было слишком радикальным), Степан Сулакшин...

- В числе интересных людей я бы назвал ещё Игоря Яковенко.

- Он, правда, не был сопредседателем, а только редактором газеты, но тоже, конечно, внёс большой вклад...

- Как?! На каком-то этапе он стал сопредседателем партии.

- Это, по-моему, было позже.

...Итак, Учредительный съезд Республиканской партии прошел 17-18 ноября 90 года в Киноцентре на Красной Пресне. Кинематографисты тогда были передовым отрядом демократической интеллигенции в России, и Киноцентр явился первой штаб-квартирой РПР.

На съезде мы обсудили направление нашего дальнейшего движения - идти ли нам по либеральному руслу или по социал-демократическому. Большинство проголосовало за социал-демократическое направление и за ведение переговоров об объединении с Румянцевым и социал-демократами.

Сопредседателями оказались избраны Лысенко, Шостаковский и Сулакшин. Игорь Чубайс не прошёл, дико обиделся и вскоре покинул наши ряды, перейдя в более радикальную Народную партию.

На этом же съезде было внесено предложение сделать символом РПР русского бурого медведя. Мишка являлся символом республиканцев многие годы, пока в 99-м году его не стащила партия «Единство».

Много споров шло вокруг выбора названия партии. Очень многие предлагали сохранить название «Демократическая платформа», но я говорил, что нам нужно название, понятное и в будущем, а не только сейчас. Поэтому в итоге победило моё предложение взять название «Республиканская партия». Я считаю, что и на сегодняшний день это - один из самых удачных брэндов, который население воспринимает достаточно хорошо (во всяком случае, лучше, чем, например, название «Демократическая партия»). Если его умно и талантливо раскрутить, то партия получит хорошие шансы оказаться в верхней части турнирной таблицы.

- Если Вам так хочется поговорить о Вашей партии, то можете рассказать ещё о, так сказать, «неформальном» периоде её существования, то есть довести свой рассказ до того момента, когда она была официально зарегистрирована. А информацию о деятельности Вашей партии в 90-е годы читатель может найти в другом нашем сегодняшнем интервью (См.).

- Да, знаешь, наша партия была зарегистрирована очень быстро, и уже 14 марта 91-го года нам вместе с лидерами СДПР, ДПР и ЛДПР в Минюсте было выдано свидетельство о регистрации.

Мы тогда имели в своих рядах восемь народных депутатов [РСФСР]. Кроме меня это также Бондарев Георгий (на самом деле, Григорий, - АП) из Подольска, Балала из Воронежа, Богаенко из Новосибирска, декан химического факультета МГУ Валерий Лунин, Кобзев из Томска, Белов из Тверской области, Кузнецов (полпред президента в Волгоградской области). В Республиканской партии состояли также три народных депутата СССР - Степан Сулакшин, Александр Минжуренко и Смирнов из Астрахани. Кроме того, у нас состоял ещё Александр Ждановский - председатель облсовета Краснодарского края.

В парламенте мы входили в объединённую фракцию «Демократическая Россия», а на съезде народных депутатов создали также объединённый блок республиканцев и социал-демократов, в котором мы с Олегом Румянцевым являлись сопредседателями. В развитие решений съезда о сближении и объединении двух партий мы провели очень серьёзную встречу на самом верхнем этаже гостинице «Москва». Мы там сидели два дня и решали вопрос объединения. Нам казалось, что вопрос этот был уже решён, но после этого собрался наш съезд, на котором Яковенко, Шостаковский и Сулакшин выступили категорически против объединения с социал-демократами, считая, что мы должны оставаться чисто либеральной партией. Впрочем, мне кажется, что главными при этом были даже не идеологические различие, а личностные моменты.

ОБЪЕДИНЕНИЕ ДЕМОКРАТОВ

- Вы участвовали в создании Московского объединения избирателей?

- Нет, в работе МОИ я практически не участвовал. Мы с ним слились тогда, когда создавалась «Демократическая Россия», ставшая фактически преемником МОИ. Идею её создания я активнейшим образом поддержал: мы вошли в «ДемРоссию» в качестве коллективного члена, а я стал членом её Координационного совета. Но уже в то время чувствовались расхождения между лидерами партий, входивших в «ДемРоссию».

- Вы входили в состав её оргкомитета?

Нет, в состав оргкомитет «Демократической России» я не входил. Там, так же как и в оргкомитете сегодняшнего мероприятия к 15-летию «ДемРоссии» в кинотеатре «Пушкинский», имелась группа людей, члены которой близко друг с другом контактировали. (В числе устроителей нынешнего мероприятия я видел А. Мурашёва, Л. Шемаева, М. Шнейдера, В. Боксера, Е. Савостьянова, О. О. Орлова, С. Шустова, - АП.) Они, как и сегодня, не позвали в состав оргкомитета представителей партий, которые затем вошли в «ДемРоссию», а пригласили нас только на само мероприятие. Чувствовалось, что там имелся какой-то костяк, который реально всем руководил, а наши партии участвовали в этом только постольку поскольку. Конечно, когда происходило что-то важное, то мы этим занимались все вместе, но в текущей жизни реального участии в руководстве «ДемРоссией» мы не принимали.

Правда, мне принадлежала идея созвать Демократический конгресс, поскольку, как ты помнишь не хуже меня, именно у нашей партии была очень хорошая дружба прежде всего с украинцами - Емцем, Филенко... Мы с ними обсудили эту тему и признали целесообразным провести это мероприятие не в Москве, а в одной из республик. И тогда мэр Харькова Женя Кушнарёв[3] (ты помнишь: молодой, весёлый, игравший на гитаре?) сказал: «Ребята, а чего тут думать? Давайте проведём его у меня. Я готов всё организовать». Мы начали созваниваться и быстро договорились провести конгресс в декабре 92-го года в Харькове. Мы даже договорились с железной дорогой о том, что для нас прицепят дополнительный вагон, поскольку билетов не было.

Но каков был наш ужас, когда мы вошли в этот вагон. Он оказался совершенно неотапливаемым! Как я там только не заболел?! Я бегал греться из вагона в вагон, а народ наш выговаривал: «Мы спим, а Вы тут ходите и нам спать не даёте». Но самым хитрым оказался Глеб Павлович Якунин: он, если помнишь, обмотался газетой и спокойно проспал всю ночь. Утром просыпается, видит, что мы там дрожим как цуцики, и спрашивает: «А чего это вы?» Мы отвечаем: «Глеб, слушай, мы тут умираем от холода, а ты спокойно спишь». Он говорит: «А чего же вы газетами-то не обмотались?» Мы: «А как? Почему газетами?» Он: «Вы что, в тюрьме что ли никогда не сидели и не знаете, как это нужно делать?» Мы: «Ну, сволочь ты, вообще. Мы тут чудь не подохли, а ты лежишь себе, дрыхнешь».

Конгресс прошёл достаточно интересно и весело. Хотя мы и поделились чётко на две позиции: республики требовали независимости и видели конгресс как конфедеративное объединение самостоятельных партий, а Николай Ильич Травкин от имени ДПР выступил с обратным предложением - против дальнейшей суверенизации и за то, чтобы конгресс носил скрепляющий Союз характер. Но все остальные понимали, что в тех условиях сохранить Советский Союз было уже абсолютно нереально, и когда его предложение не было поддержано, Николай Ильич покинул конгресс (по-моему, даже досрочно).

Хотя конгресс и был учреждён, но, к сожалению, реального продолжения наше сотрудничество не получило, поскольку тогда уже каждая партия начала активно заниматься делами своей республики, при этом многие из них проводили антироссийскую политику.

- Насколько я помню, Демконгресс проходил в Харькове 30-31 января 91-го года.

- То есть, Демконгресс проходил всё-таки в январе, а не в декабре? (Я, к сожалению, очень плохо помню даты.)

- Это можно проверить по документам, которые у меня имеются.

 

Беседовал Алексей Пятковский. 19 октября 2005 г.



[1] Филенко Владимир Филиппович, 1955 г.р. Тогда - школьный учитель из Харькова. Позже стал народным депутатом УССР, сопредседателем наследницы Демплатформы на Украине - Партии демократических преобразований Украины. В настоящее время - депутат Верховной рады, зампредседателя партии «Реформы и порядок».

[2] Емец Александр Иванович, 1959 г.р. Тогда - капитан милиции. Позже стал народным депутатом УССР, сопредседателем ПДВУ, советником президента по юридическим вопросам, министром юстиции. Погиб в автокатастрофе в 2002 году.

[3] Кушнарёв Евгений: в то время - член руководства ПДВУ, народный депутат Украины. До 2005 года - губернатор Харьковской области. В настоящее время, являясь лидером оппозиционной партии и фигурантом уголовного дела о «сепаратизме», выпущен из тюрьмы под залог.


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Редактор - Е.С.Шварц Администратор - Г.В.Игрунов. Сайт работает в профессиональной программе Web Works. Подробнее...
Все права принадлежат авторам материалов, если не указан другой правообладатель.