Сейчас на сайте

Май 88-го: воспоминания о первом съезде ДС

Радио "Свобода", 21.05.08. Ведет передачу Дмитрий Волчек.

Дмитрий Волчек: Начнем с воспоминаний о мае 88-го года. Я не оговорился – не мая 68-го, который вспоминают ветераны уличных боев в Париже, а изрядно забытых ныне московских событий 88-го года, в каком-то смысле полной противоположности бунта французской левой молодежи: та стремилась разрушить буржуазное общество, а радикалы в Москве 88-го мечтали построить капитализм. Впрочем, тогда на транспарантах писали не о капитализме, а о демократии, гуманизме, гласности, правах человека. «Демократия и гуманизм» - так назывался подпольный семинар, благодаря которому и появилась первая в СССР оппозиционная партия – Демократический Союз. Учредительный съезд ДС, страшно напугавший и без того одуревшее от горбачевской неразберихи начальство, продолжался три дня – 7, 8 и 9 мая 1988 года.

Вспоминая события тех лет, я думаю, что именно в мае 88-го произошел перелом, после которого стало ясно, что брешь в советском корабле залатать невозможно.  На днях я перечитывал мемуары Валерии Новодворской «Над пропастью во лжи» - книгу яростную, бескомпромиссную, полную интереснейших исторических фактов и весьма актуальную: нынешние оппозиционеры во многом похожи на неформалов 80-х, но еще заметнее сходство их оппонентов: сегодняшние власти реагируют на оппозицию с такой же чрезмерной яростью.

Валерия Новодворская: Почему год действовал семинар «Демократия и гуманизм»? Потому что даже в это время люди еще не готовы были к созданию политической партии, морально не готовы. Во-первых, очень боялись, а во-вторых, не понимали, зачем это нужно. Вплоть до того, что предлагали опрос общественного мнения провести: а нужна ли народу еще одна партия или хватит той,  что есть. И только в  1988 году удалось создать Оргкомитет, сели писать программу. Мы ездили в Петербург представлять эту программу. А там, среди неформалов, тоже началась паника. Один неформал встал и сказал, что если  мы создадим другую партию, то не факт, что какой-нибудь летчик не поднимется над АЭС и не бросит туда бомбу. Весьма странное предположение, что создание другой партии могло бы вызвать такой эффект. Это просто доказывает, что люди не мыслили этими категориями. Им это казалось чем-то абсолютно невероятным. И мы тогда разослали эту программу во все регионы с указанием, чтобы люди, которые готовы вступить в такую  партию,  приезжали на съезд. Естественно, на съезд приехали не только те, кто хотел вступить в партию, а приехали и те, кто хотел еще потусоваться. Из ста участников съезда в партию, в конечном итоге, вступили  только 50 человек. Партия начиналась с 50 человек. Конечно, нам чинили всякие препятствия, препятствия на сегодняшнем уровне. Если бы на советском, то, как они обещали вначале, обнося членов Оргкомитета бумагами от Прокуратуры,  64-я статья за проведение съезда, то есть государственная измена, и все, и 15 лет, и никого съезда бы не было. Но это был уже Горби, наш добрый Горби. Он действовал примерно  так же, как сейчас Путин: разогнать, не дать помещение, но все остаются живы. Даже, пожалуй, было помягче, потому что можно было и сутки дать, но тогда не давали. Просто на другой  день часть провинциальных делегатов выслали из Москвы с формулировкой, что они приехали заниматься  в Москву проституцией. Самое интересное, что это были не девочки, а мальчики. Как проходил съезд, описано в моей книжке «Над пропастью во лжи». Да, это действительно было что-то   неслыханное и невиданное, и  корреспонденты не влезали в квартиру, и по шести этажам, по всем лестницам этого дома стояли агенты КГБ, а  внизу - автобусы с войсками. Войсками был дом  окружен! Видимо, они исходили из того же, что и неформалы: что Москва  может сгореть, что происходит что-то сверхъестественное, может, и жизнь на планете Земля не уцелеет. Они относились  совершенно неадекватно  к этому феномену - как народ, так и власть.  

Дмитрий Волчек: О бурных событиях, которые предшествовали первому съезду Демократического Союза,  Валерия Новодворская пишет в книге «Над пропастью во лжи».

Диктор: «Маленький безоружный семинар вызывал у властей не менее  сильное раздражение,  чем христианские  мученики у римских  императоров.  23 февраля мы собрались на демонстрацию антиармейского характера, распространили  соответствующие  листовки  и  собрали  для  митинга  все пацифистские силы Москвы. Разгон  23 февраля  был самым впечатляющим. Забрали даже какого-то шутника с плакатом "Пейте соки и воды". Женю Дебрянскую при задержании ударили кулаком в  лицо. Меня били головой об машину, а  в  машине бросили на железный пол и били  об него.  Впрочем, при шубе  и шапке я вышла из этой  переделки слегка ощипанная,  но вполне живая. Мы ухитрились  остановить движение; милиционеры и ГБ  задержали  около 70 человек, и  многие  прохожие пытались  защитить избиваемых демонстрантов,  особенно  девушек,  После этой акции  в  ЦК КПСС состоялось  особое совещание по поводу семинара. Было решено  судить сначала по 166-й статье административного  кодекса (неразрешенное мероприятие, штраф до 30 рублей). Так что в конце февраля нас уже потащили в суд.   Поскольку  это был первый  политический  суд   перестройки,   нас  почтили  своим  присутствием диссиденты. Сзади сидели  гэбисты и следили за порядком  в судопроизводстве. Судья Митюшин настолько  испугался наших дерзких ответов и хулы на советскую власть, которую мы ухитрялись вставлять даже в анкетные данные, что  заявил: "Не буду я судить этих антисоветчиков" - и ушел в свою комнату на два часа. Еле-еле его оттуда извлекли гэбисты и заставили отработать жалованье. 5 марта разогнали  наш  комплексный  митинг  на  Октябрьской площади,  митинг антисталинский, но с идеологической агрессией в адрес  всей системы. Я  дала  пощечину  гэбисту,  руководившему разгоном, и еще ухитрилась  бросить  листовки  из  окна автобуса. Во многих  отношениях семинар, а потом ДС ломали биологический стереотип поведения зайца и волка. Заяц  должен убегать, а волк догонять. Мы же отказывались убегать, мы просто бросались  на волка,  чего зайцу по штату не  положено. Часто  волк от  неожиданности пускался сам наутек. Или у  него пропадал аппетит.  До решения вопроса с уголовным делом  я успела швырнуть с Женей  Дебрянской  невероятное  количество  листовок  с  балкона  кинотеатра "Россия".  Гэбисты очень рассвирепели. Моей  головой  пересчитали все ступеньки лестницы,  ведущей в фойе. Мы  с Женей так дружно  и весело  сопротивлялись наряду из  108-го  о/м, что им пришлось прислать еще пять человек. Сеанс мы  сорвали  на  час,  потому  что  зрители выскочили  из зала с пригоршнями  листовок и стали нас защищать.  Меня потом  администрация "России" просила  почаще приходить  с листовками, потому что  их кинотеатр приобрел после нашей  акции  невиданную популярность. Назавтра от судьи  Одиноковой из Фрунзенского суда я  получила свои первые  пятнадцать  суток, а  Женя Дебрянская -  первую  тысячу рублей штрафа из многих  и многих, которые суждено  ей  было заработать в ближайшее время».

Дмитрий Волчек: Евгения Дебрянская больше не занимается политикой. Она выпустила две книги прозы, увлеклась клубным бизнесом, а на вопрос «Чем ты сейчас занимаешься?», отвечает, точно героиня Трумена Капоте – «Путешествую».

Евгения Дебрянская: Май 88-го года, особенно съезд «Демократического союза», для меня означали  приближение к мечте. Потому что мы постоянно говорили о том, что Россия должна акцептировать европейский путь развития,  должна приблизиться к Европе и стать Европой. А заграница для нас всегда была если уж не раем небесным, то уж раем земным, это точно. Съезд, сам по себе, был таким прорывом в мечту.

Дмитрий Волчек: Как этот съезд выглядел?

Евгения Дебрянская: Нище, хотя очень пассионарно. Все были нищие. Никакого съезда в таком смысле, как принято говорить, не было. Съезд  состоялся в маленьких квартирах, все это ужасно убого и нище, но все мы были безумно радостные.  

Дмитрий Волчек: Было  еще ощущение клетки, вокруг которой скачут звери. Ведь перерезали провода, кругом подслушивающие устройства, стояли стукачи….

Евгения Дебрянская: Машины КГБ стояли просто по улице Рычагова, и для моих соседей, которые ничего никогда не видели, такое наличие машин  и такого внимания было равносильно, может быть, ковровой дорожке в Каннах. То есть они просто все высыпали смотреть на этот эскорт, который  сопровождал нас. 

Дмитрий Волчек: Мне кажется, было очень много смешного тогда, много смешных и нелепых историй. 

Евгения Дебрянская: Вообще жили-то мы очень весело, потому что совок для нас - это ведь как во сне. Ты мог повернуть за угол, а вместо дома там яма могла оказаться, или вообще ничего не оказаться. В совке надо было быть всегда готовым бог весть к чему. Поэтому для меня та жизнь это, на самом деле, какой-то очень яркий сон. Ужасный, может быть, но очень яркий. Конечно, было много  всего: и пьянство беспробудное, и веселье, и, в то же время, мы создавали партию.

Дмитрий Волчек: Женя, твоя первая книга вышла через 10 лет после этих событий. Для тебя, как для писателя, эта эпоха имеет какое-то значение?

Евгения Дебрянская: Да, конечно, безусловно, я еще раз повторяю, что в совке не было  ничего – не было духовности, не было обычных, очень удобных радостей, которые сейчас дарит нам западная цивилизация. То есть не было ничего.  Вы были один на один с самим собою. И тут уже зависело, в принципе, от вас, от ваших внутренних ресурсов: способны вы на прорыв, на подвиг, на радость, на безумие? Это было сопряжено с молодостью, с юностью, с мечтой, с любовью. Ведь было очень много любви.

Дмитрий Волчек: Женя, а вот сейчас история каким-то образом  повторяется. Точно такие же диссиденты собираются в квартирах, точно так же милиция их атакует, разгоняет «Марши несогласных». Как  ты смотришь на это с сегодняшней своей позиции  удовлетворенного человека?

Евгения Дебрянская: Наверное, у каждого свой путь. То, что Россия  потихонечку приближается… Особенно Москва. Конечно, это совершенно европейский город уже, и вот то, о чем мы мечтали, я могу это потрогать: я езжу в хорошей машине, я езжу за границу, я отдыхаю на разных морях. То есть, есть много   пространства, куда можно ехать, двигаться, и так  далее. А дальше уже встают твои личные проблемы: насколько ты можешь себя реализовать? И для меня это намного важнее сейчас  всевозможных политических движений.

Евгения Дебрянская: Мне их не жалко, я на них вообще никак не смотрю, в поле моих интересов их нет. Да, вот они выходят на улицы, они протестуют… Но я уже не выхожу на улицу, я еду куда-то на Индийский океан.

Диктор:   «О том, что  нашей целью является  изменение  общественного строя, было написано  несколько раз  (для слабоумных) открытым  текстом.  В области политической  мы  с Лукашевым  закрепили  парламентаризм,  многопартийность, закопали все  Советские  Конституции,  я  попыталась  еще  повыкидывать  все Советы,  но   их,  увы,  тогда  еще  оставили.  В  военной  сфере  мы  декларировали  профессиональную  армию  и  на  время перехода  - альтернативную  службу.   В   области  внешней  политики  мы  расформировали Варшавский блок, сократили односторонне вооружения, порвали с  Кубой, Китаем и Кореей.  С СССР мы  расправились,  как повар с картошкой. Мне и  Жене Дебрянской,  как главным западникам,  этого было мало, но пока  пришлось этим  довольствоваться. Мы отменили  смертную казнь, распустили КГБ, отменили сексотство и кучу статей УК.  Все на нас смотрели с плохо скрытым испугом,  словно говоря: "Эх, забубенные ваши головушки! Сгинете,  и никто косточек ваших не сыщет". Программа была целым подарочным набором для страны, а  власти просто обязаны  были нас  вязать. Мы же  готовы были не дожить  до съезда, но не уступить ни  одной буквы».

Валерия Новодворская: Из тех, кто начинал  Демократический союз, из тех, кто  входил в Оргкомитет, в строю пока осталась только я.

Дмитрий Волчек: Сколько было человек первоначально?

Валерия Новодворская: Вначале было 15 человек. Но активно писали программу Саша Лукашов, Юрий  Скубко,  Виктор  Кузин, Игорь Царьков, Дмитрий Стариков, и они или бросили дело или  изменили свои взгляды. И в первоначальном составе партии очень мало кто остался. Дай бог, чтобы десятка два или три человек.

  Диктор: «За  два  дня  до  съезда  прокуратура  развила  бешеную деятельность  и попыталась вызвать всех членов Оргкомитета.  К ним никто не пошел.  Мы их не видели в упор. Тогда они попытались посетить нас на дому. Их не пустили.  Ко мне они явились прямо  на  работу, выгнали из отдела  моих  коллег,  заперли двери и потребовали подписать некий  бланк загадочного предупреждения о том, что  "съезд   антигосударственной   партии  будет  иметь  для  организаторов непредсказуемые последствия". Устно мне объяснили, что они даже не знают, по какой  статье  нас  будут  судить;  скорее всего,  по 64-й  (государственная измена).  Я расхохоталась им  в лицо и послала  их  додумывать этот  вопрос, который,  впрочем,  имел интерес только для  них.  На  отдельном листе  я им написала, что несу  всю  ответственность и  за  создание  партии,  и  за  ее программу, а на  государство и его мнение, а также на весь набор карательных мер  мне наплевать. "Расстреливать  вас надо!"  -  бросил прокурор,  и  они удалились».

Андрей Бабицкий, который тоже работал в редакции «Гласности» и жил на даче в Кратово, вспоминает:

Андрей Бабицкий:   Помню, что, во-первых, было солнышко. И после всего этого кавардака, который устроили менты, проводившие этот  обыск очень грубо, сбрасывавшие на пол всю бумагу (после их ухода на даче был настоящий погром), начались какие-то забавные приключения. В частности, когда кто-то был арестован, мы поехали в Раменскую прокуратуру и у нас с собой  был щенок сенбернара – огромная собака, за которой я как раз  в этот момент присматривал. И мы сидели в Раменской  прокуратуре, по-моему, Григорьянца как раз задержали, мы поехали  выяснять, сколько его будут держать, где держат. И несчастный щенок, во-первых, после этого стресса, когда на даче хозяйничали какие-то незнакомые хамы, а, во-вторых, после долгих часов, проведенных в прокуратуре,  не выдержал и нагадил прямо там, в прокуратуре. И, в общем, мне как-то было неудобно, и я помню, что ничего лучшего я не придумал, кроме как  взять половик и просто накрыть аккуратно собачьи экскременты. Потом по этому половику ходили люди, и под половиком некоторая каша образовалась,  которая, по ходу дела, час мы сидим, два, это потихонечку начинает по коридору расползаться, расходиться в разные стоны, запах стоит чудовищный. Но вот у меня тогда появилось ощущение, что хоть какая-то частичная компенсация за погром имеет место быть. Вот мы со щенком обосрали Прокуратуру.

Диктор: «20 лет мы воюем с тоталитаризмом, автократией, советскими стандартами, рабством, коммунизмом, чекистской диктатурой, милитаризмом и государственной ложью. 20 лет мы стоим на страже демократии, либерализма, гуманизма и других общечеловеческих ценностей, упорно отвергаемых холопствующим большинством. Еще не поздно. Мы приглашаем народ под наше знамя (тот самый триколор, который мы вынесли на площади еще в 1988 г.), чтобы вместе бороться за достойное капиталистическое будущее, за то, чтобы Россия стала частью Запада.

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!