Сейчас на сайте

Тема: Глобализация

Вячеслав Игрунов. Опубликовано в журнале "Политический класс". №11, 2005 г.

English

Фантом свободы, равенства и братства

Европейская толерантность как форма отчуждения

Как верховой пал в перестоялом лесу, пронеслось над Францией пламя насилия, лизнув своими языками ближайших соседей. И если цепная реакция беспорядков протекала так бурно, значит, горючего было достаточно. Разве не об этом говорили эксперты на протяжении последних десяти - пятнадцати лет? Разве не об этом свидетельствовали итоги выборов? Но французское общество ответило на успехи Ле Пэна в первом туре президентских выборов мощной консолидацией и доказало, что, в сущности, озабоченность правых разделяют немногие. Призрак шовинистической власти напугал и ушел в тень, за пределы будничного сознания, с тем чтобы вскоре вернуться на улицы Франции вандализмом и ненавистью.

Но разве только Франция больна этой болезнью? Разве недавние теракты в Лондоне или убийство Тео Ван Гога не того же корня? Если порыться в памяти, можно вспомнить погромы корейских лавок в Лос-Анджелесе, поджоги турецких домов в Германии - и нам не надо будет обращаться к отечественным примерам, имя которым легион. Столкновения с мигрантами или с потомками мигрантов - надводная часть айсберга крепнущего национализма. Баски в Испании, католики в Ольстере, корсиканцы во Франции, сербы в Боснии, албанцы в Македонии, турки на Кипре, тутси в Руанде, тамилы в Шри-Ланке - кореннее некуда.

Это растущий национализм разрушил Советский Союз, Чехословакию, Югославию, Эфиопию. Его пока удается сдерживать в цивилизованных рамках в Канаде и Бельгии, Италии и Эстонии, однако его метастазы определяют политическую реальность в Польше и Латвии и заползают в благополучные Норвегию и Данию. Иллюзия, что национализм, ворвавшийся в современный мир с буржуазными революциями и в ХХ веке ощерившийся нацизмом и волнами геноцида, растворится в пролетарском ли интернационализме, в навсегда ли победившем либерализме, должна была давно пасть жертвой реальности, но:

Но либеральная интеллигенция упорно требует политкорректности и навешивает ярлык фашиста на каждого, кто ставит на обсуждение болезненные проблемы. А тем временем политики все откровеннее потакают общественным настроениям. И уже в ответ на французские погромы отечественные авгуры подсчитывают, сколько денег увозят из России таджики, грузины, азербайджанцы, таким образом выдавая брутальные причины ненависти к инородцам.

Осмотическое давление бедности

Богатые страны всегда вызывали зависть. И диффузное проникновение на их территории отставших в развитии, чтобы отпить из чаши благосостояния, было обычным в прошлые века. А кто посильнее и позавистливей - брал мечом. И вплоть до ХХ века такая практика не считалась преступной. Впрочем, и в XXI веке не зазорно взять чужое - победителей не судят.

Современное западное общество не просто задало планку потребления, которой не видело ни одно общество в прошлом. Оно стремительно увеличивает разрыв между нищими, которых становится все больше, и аморально богатыми, сладострастно демонстрируя этот разрыв в каждом уголке мира, где есть доступ к ТВ или полиграфии. И при этом именно западное общество предложило миру философию равенства: все люди от рождения наделены равными правами. Французский подросток, оборачиваясь в сторону школы, на фронтоне которой написано: 'Свобода, равенство, братство', - с горечью говорит: 'Нет здесь свободы, нет здесь равенства, а братство есть только среди нас, мусульман!' А что скажет туарег из бывшей французской Западной Африки или кхмер из бывшего французского Индокитая? И миллионы людей, уставших жить в нищете, вновь и вновь будут штурмовать границы Франции. И Соединенного Королевства. И Соединенных Штатов. Но все равно европейский гуманизм не позволит захлопнуть перед ними двери.

Вот случай из далекого прошлого. Французское правительство пытается не допустить высадку нелегалов из Африки в Марселе, а французские интеллигенты, во множестве собравшись на причале, руками удерживают судно до тех пор, пока последний беженец не ступит на французскую землю. Разве европейская мораль сочтет допустимым, чтобы женщины и дети умирали от голода в море? Или в сомалийских песках? Я не сомневаюсь в чувстве благодарности, которое испытывали беженцы, ступая на французскую землю. Но не их ли дети сожгли теперь не одну тысячу автомобилей, быть может, принадлежавших и детям их спасителей?

Сохраняя приверженность современной европейской цивилизации, граждане Европы, да и других стран Запада, будут принимать в своем доме миллионы несчастных, как они принимали вьетнамцев, бегущих от Вьетконга, эфиопов, спасающихся от голодной смерти, албанцев, бегущих от геноцида сербов, и сербов, бегущих от геноцида албанцев. А осмотическое давление бедности будет гнать толпы обездоленных в благополучные страны. И не только обездоленных - ведь это европейцы сказали, что каждый имеет право:

Накопление протеста

Но, пригласив к себе в дом, обеспечив жильем, денежным пособием, европеец с чистой совестью забывает о недавнем предмете заботы. И если мигрант в первом поколении - безропотно или с благодарностью - принимает судьбу, то его дети уже не понимают, что такого особенного дала им родина. Тем более если они граждане. И, замечая свою маргинальность, они не задают вопрос, что им сделать, чтобы добиться успеха. Они вспоминают школьные уроки: 'Все люди от рождения наделены равными правами:' И восклицают: 'Свобода? Здесь ее нет! Равенство? Его нет здесь и в помине! Братство? Здесь есть только мы, братья-мусульмане!' И при этом гражданин, родившийся во Франции, мечтает дожить до пенсии и вернуться домой: в Алжир! Даже во втором поколении мусульманские мигранты сохраняют этническую идентичность.

И не только мусульманские. И не только во втором поколении. Имеются исследования, свидетельствующие о возрождении интереса к этнической родине у множества диаспор Соединенных Штатов. Американцы все чаще чувствуют себя американо-японцами, американо-китайцами, американо-поляками. И это несмотря на то, что на исторической родине они стали чужаками, янки. Американский плавильный котел ушел в прошлое. Что уж говорить о Европе с ее глубоким переживанием этничности!..

И если бедные и малообразованные люди испытывают горькое чувство несправедливости по отношению к себе, то преуспевающие и образованные остро сопереживают не только согражданам-маргиналам, но и братьям, оставшимся на исторической родине, своему этносу, своему народу. Необразованные способны на погромы в Тулузе, образованные - на взрывы в Лондоне.

Если мы хотим избежать поджогов, мы должны вкладывать деньги в систему адаптации мигрантов. Им гораздо труднее вписаться в чужое общество, чем людям, с молоком матери всосавшим принципы европейской цивилизации. Для того чтобы оказаться в равном положении, они нуждаются в больших затратах общества. А общество к этому не готово - и оно накапливает горючий материал для будущих бунтов. Однако даже те, кто получил образование, не испытают безграничного счастья. Европейское же чувство справедливости будет толкать их к изощренному протесту. И акты - вроде 11 сентября - предполагаются.

Гуманистическая интеллигенция остерегается обсуждать неудобные вопросы. Чтобы избежать расизма, она 'упраздняет' расы. Чтобы не судить мятежников, объявляет их борцами за независимость. Интеллигенты и слышать не хотят о мрачных сценариях. Но стоит обратиться к собственной истории, чтобы понять, где кроются корни террора.

Народнический террор 70 - 80-х годов XIX века родился на почве европейского человеколюбия, когда сформировалась разночинная интеллигенция, получившая первоклассные образование и профессии, осознавшая, какого счастья лишены их братья и сестры. [См. о народовольцах т-же здесь.] Идентифицируя себя со священниками из захолустья, крестьянами или работными людьми, эти интеллигенты всеми силами стремились поднять народ до собственного уровня. Но поскольку найти сочувствие в прагматичной власти, а тем более в консервативном обществе было нелегко, эта интеллигенция избрала своим методом террор. Террор, основанный на новых технологиях и опиравшийся на бесспорный талант террористов. И чем быстрее шло развитие России, - а последние десятилетия царской России продемонстрировали настоящее экономическое чудо, - чем быстрее рост народного просвещения поднимал людей из низов в средние страты российского общества, тем больше террор и насилие укоренялись в общественной жизни. Итог известен.

А разве не то же мы видим сейчас в мировом масштабе? Разве стремительный рост образования не создает миллионы и миллионы специалистов высочайшей квалификации там, где еще вчера были косность и нищета? Разве не вбирают в себя самые развитые общества этот интеллектуальный материал? Разве не испытывают чувство несправедливости молодые и талантливые люди, часто сохраняющие традиционную идентичность? Да и новой, европейской, достаточно, чтобы стремиться помочь оставшимся во тьме. И разве не имеют доступа эти люди к новейшим технологиям? И возможно, некоторые из них окажутся создателями новых технологий, как некогда им оказался Кибальчич. И чем быстрее движется прогресс - а мы знаем, что это все ускоряющаяся адская машина, - тем больше интеллекта накапливается для протеста.

Конечно, на время можно загасить насилие чрезвычайным положением или на террор ответить репрессиями. Александру III жесткими мерами удалось на время вернуть мир в Россию. На время. Потому что на каждую жесткую меру со временем находится новый ответ. А мы живем в мире, когда новое возникает непрерывно.

Фатальность шовинизма

Бытовой национализм жалок. Но когда известные политологи подсчитывают, сколько денег для таджикских и азербайджанских семей оторвано от семей русских, они, конечно, не сомневаются, что обыватель все равно вместо товаров из СНГ купит изюм афганский, инжир турецкий, хурму израильскую - и наши деньги уйдут за границу. И что немцы, американцы, японцы-китайцы-корейцы хорошо заработают на русских, продавая свои 'Хонды' и 'Мерседесы', 'Филипсы', 'Цептеры', 'Боши', 'Самсунги'. И не клеймят турецких строителей, трудящихся на новых русских и администрацию президента. Уж они-то знают, кто крышует на рынках и собирает дань с нелегалов. Жупел мигрантов нужен им для другого: ведь так просто разжечь этническую ненависть, если указать на врага пальцем. А как укажешь на ВТО? Или на соглашение о нераспространении ракетных технологий? Много ума не надо: 'Россия - для русских' - и делу конец. Тебя поняли. Сработает несомненно, потому что вполне согласно с народными ощущениями.

Таких настроений - в России или в Европейском союзе - будет все больше, пока растет поток инокультурных мигрантов, а принимающая культура захлебывается от перенапряжения - адаптировать инородцев в немыслимо короткие для истории сроки нельзя. Чем быстрее темп перемен, тем сложнее адаптировать друг к другу разные культуры, по-разному воспринимающие эти перемены.

Чем больше иммигрантов появляется в стране, тем больше инерция пришлой культуры, тем труднее интеграция в новый для нее культурный субстрат.

Вал проблем нарастает, они требуют времени и немалых средств для решения, а будучи решенными, порождают проблемы похлеще исходных.

Вот и рождается простое решение. 'Германия - для немцев', 'Франция - для французов', 'Россия - для русских'. Правонационалистические движения будут нарастать и собирать симпатии не только простых граждан, но и представителей власти. Сегодня Николя Саркози действует так, как хотел бы действовать Ле Пэн. Российские законы о гражданстве, об иностранцах, миграционное законодательство взламывают прежнюю имперскую традицию, двигаясь к этноцентричному государству. И чем определеннее протест мигрантов и их потомков будет принимать форму насилия или террора, тем проще будет вводить все более жесткие ограничения, тем очевиднее будут проступать черты нацизма в правых движениях улицы.

Однако с нацизацией политики не сможет смириться левая европейская интеллигенция, имеющая сегодня значительную поддержку в большинстве европейских обществ. Даже в России, критически подточенной национализмом разных форм, лобовое столкновение европейского подхода с национал-патриотическим дает перевес подходу европейскому, или, если угодно, имперскому. Логика событий расщепит нацию на постепенно истончающийся слой интернациональной элиты, поглощающий выходцев из внешнего мира, и растущий слой ксенофобски настроенного большинства.

Такое расщепление произойдет, да и происходит, не только на уровне гражданского противостояния, но и на уровне стран. Открытым странам вроде Франции и Великобритании, Голландии и Швеции начнут противостоять страны ригидные - вроде Польши и Латвии, Албании или Хорватии. В итоге в мире будет складываться интернациональная элита, пронизанная общим чувством идентичности, с которой начнут противоборствовать националистические элиты собственных стран, способные создавать и локальные интернационалы. Не исключаю, что ряд стран введет суровое антииммиграционное законодательство и, блюдя чистоту этноса, станет проводить ассимиляторскую политику как залог безопасности.

Борьба за умы

Тут в игру вступает новый фактор. Современная экономика все больше зависит от интеллектуального потенциала. Прибыльность наукоемкой продукции оказывается на порядок выше прибыльности традиционных продуктов. Страны, в структуре ВВП которых растет доля высокотехнологичных товаров, стремительно отрываются в уровне доходов от тех, кто отстает с модернизацией экономик. Интеллектуальный ресурс - одно из условий победы в жесткой конкурентной борьбе. Страны 'золотого миллиарда' давно поняли этот непреложный факт и создают максимум каналов для паразитирования на системе подготовки кадров более слабых стран. Соединенные Штаты, чьи иммиграционные ограничения строги и постоянно ужесточаются, недавно приняли решение о резком увеличении квот для иммиграции квалифицированных специалистов из Индии. Кстати, индийцы в США занимаются не только компьютерным программированием, как принято считать. Например, только среди американских врачей - едва ли не самой доходной профессии в стране - 40% выходцев из Индии. Впрочем, значительная часть таксистов в Вашингтоне - сужу по личным впечатлениям, у меня нет статистики - также индийские уроженцы.

Ограниченность собственного резервуара квалифицированных кадров продолжит подталкивать страны, прорвавшиеся в постиндустриальную эпоху, к рекрутированию инородцев в свои экономики. Но ксенофобские тенденции будут препятствовать этому процессу. Уже сейчас видно негативное влияние, которое оказывают на систему образования случаи избиения и убийств иностранных студентов в России. Наша страна рискует потерять клиентов, способных помочь ей сохранить элементы 'экономики знаний', главного наследия советского времени. Именно поэтому правительства наиболее развитых стран будут препятствовать диктату улицы и стремиться сохранить условия для продолжающейся иммиграции. Альтернатива этому - отставание в соревновании с теми, кто обеспечит высокий уровень толерантности. Напротив, в странах относительно отсталых, провинциальных, где политическая элита недалеко ушла по уровню от жителей захолустных городков, правительства и парламенты станут заботиться о сохранении фольклорной идентичности, примутся избавляться от 'пятой колонны соседнего государства', от 'нелегальных мигрантов, отнимающих у коренной нации рабочие места'. И эти страны проиграют соревнование и еще глубже погрязнут в завистливом национальном изоляционизме.

Элиты развитых стран, которые продолжат формироваться и за счет иммигрантов, будут, напротив, становиться все толерантнее, отбрасывая ксенофобские предрассудки, пренебрегая различиями в антропологическом, этническом, религиозно-культурном, языковом отношении. Но поскольку это будут элиты наиболее преуспевающих стран, играющих ключевую роль в процессах глобализации, они окажут сопротивление национально-эгоистическому варианту глобализации, практикуемому англосаксонским миром сегодня. И террористические акты окажутся лишь элементом такого давления.

Раскосое лицо глобализации

Глобализация - следствие и условие технологического прогресса - становится главным фактором мирового развития.

Да и сами теракты и бунты последнего времени есть не что иное, как порождение глобализации, следствие бурных процессов, спрессованных во времени, массовых миграций, информационной открытости и технологических революций.

Именно глобализация определит лицо будущего мира. Однако западные люди, в интересах которых реализуется американская модель глобализации, свято уверены, что эта глобализация пойдет по их правилам. Самюэл Хантингтон убедительно опроверг это заблуждение, но, боясь растворения западного мира во враждебной среде более могучих цивилизаций, призвал Запад консолидироваться, чтобы отстаивать свои привилегии. А для такой консолидации нет ни времени, ни оснований. Терпеливо-уступчивая экспансия Индии вызывает еще меньше желания жестко противодействовать ей, чем обволакивающая обворожительность Китая. Да и элиты Запада настолько проникнуты выходцами из третьего мира, настолько проникнуты космополитическими идеалами, что самоизоляция Запада вряд ли возможна.

К тому же Запад все равно проиграл бы в соревновании с остальным миром. Эффект опережения сказывался бы только первое время. Затем динамика Китая, а впоследствии и Индии оставила бы Запад сидеть на горах неприменимого оружия и шаг за шагом уступать командные позиции в мировой экономике и политике.

Мы привыкли видеть Китай недвижным. И поэтому его нынешний рывок кажется многим лишь временным, казусом, порожденным паразитированием на западных достижениях. Китай кажется страной сугубо нетворческой. Это европейское высокомерие ни на чем не основано. Мало кто из западных людей осознает, что большая часть открытий и изобретений, с которыми неразрывно связана европейская цивилизация, на самом деле сделана в Китае. После тяжелого периода депрессии, вызванной сокрушительными варварскими нашествиями, в том числе европейскими, Китай вернулся к динамическому развитию, а культ учености обретает современные черты. Любопытная цитата: 'В любой европейский город можно вернуться через десятилетие и с удовлетворением обнаружить, что там все на месте, что ничего не изменилось. Того, кто не был в Пекине два-три года, поражают приятные изменения. Кто вернулся в Пекин после десятилетнего отсутствия, узнает его с большим трудом'¹.

Разве недавно не было ровно наоборот? Именно поэтому я полагаю, что призывы Хантингтона не возымеют последствий, а если и возымеют, то они будут губительны для Запада. Именно поэтому Запад вскоре включит Китай в Большую девятку с тем, чтобы со временем расширить ее за счет Индии.

И уж, конечно, распространение ТНК, ВТО и иных международных структур не приведет к вестернизации мира. Напротив, подключение к глобализации таких культурных гигантов, как Индия и Китай, полностью изменит картину. Распространение демократий, о котором пекутся западные страны, станет непосильным бременем для Запада, особенно его лидера - США. Да и в собственных странах демократии сильно модифицируются, в частности вследствие противостояния глобальной и традиционалистских националистических элит. Западу придется искать формы длительного сосуществования субкультур с разными ценностями и нормами жизни.

Зато другая ценность, которой гордятся европейцы, - толерантность и плюрализм, - окажется ключевой в процессе становления нового мира. При этом надо иметь в виду, что толерантность вряд ли будет иметь европейские черты. Приоритет прав человека над коллективными правами может остаться как периферийное явление в ареале собственно европейского мира, а глобальная цивилизация выработает множество иных форм бытия человека в социуме.

Те, кто полагает, что права человека - неизбежное следствие европейских плюрализма и толерантности, сильно заблуждаются, ибо полагают толерантность исключительно европейским явлением, рожденным в горниле Тридцатилетней войны [См. об этом также в статье Г.Померанца Живучесть древних основ - прим. ред.]. Однако европейская толерантность и слишком молода, и слишком убога по сравнению с образцами, демонстрируемыми Китаем и Индией. А Индия и Китай демонстрируют неевропейский подход к правам человека.

Традиция культурной терпимости существует в Китае более двух тысяч лет. Китай явил собой пример тысячелетнего сосуществования в обществе всех четырех мировых религий. При этом европейская 'толерантность' - недостаточное понятие для отражения со-бытия' культур в Китае. Толерантность - форма отчуждения. В Китае же, скорее, представители разных религий не терпят, а взаимодополняют друг друга. Китаец, строящий жизнь по конфуцианским канонам, вполне вероятно, будет встречать рождения и смерти в духе даосских традиций. В японской версии дальневосточной цивилизации эта особенность выражена еще откровеннее. В Китае нет и трайбалистской ксенофобии - и только это обеспечило слияние множества этнических групп в единую нацию ханьцев и существование самой многочисленной империи мира.

Индийская традиция толерантности еще богаче китайской. Индия - страна не менее многообразная, чем Европа, - и в культурном, и в языковом отношении. Однако она не знала религиозных войн, сходных с европейскими. Здесь существуют конфликты на стыке индуизма и ислама, поскольку ислам, самая молодая из мировых религий, наименее адаптирован к культурному разнообразию. В Индии бесконфликтно существуют и джайны, и парсы, и христиане, не говоря о десятках религий индуистского круга. Свобода религиозного выбора доступна каждому и не представляет космической проблемы, как в Европе: 'Внутри индуизма оказалось возможным сформировать атмосферу признания многообразия, довести отношения либеральности и терпимости между религиями и идеологиями до такой степени, какой никогда не удавалось добиться цивилизациям, основанным на иудаизме, христианстве и исламе'².

Это означает, что когда Индия и Китай в полную силу включатся в интеграционные мировые процессы, глобализация пойдет по их правилам. Они к поликультурности готовы больше других. В глобализующемся мире они будут чувствовать себя дома. Тем более что Китай и прежде считал себя Поднебесной. Да Китай уже окутал мир сетью своей диаспоры, которая, где бы ни проживала, видит свою столицу в Пекине. Тут-то националистические элиты и получат простор для самовыражения. Антиглобалистским будет не третий мир. Сами люди Запада, подобно Хантингтону, начнут всерьез противиться глобализации. И сколько еще предстоит пережить погромов нашим детям?

Именно поэтому уже сейчас ответственные политики должны думать о месте своей страны и своего народа в завтрашнем мире, о желательном будущем, о путях, которые туда ведут. Политики должны сделать выбор, хотят ли они сохранить сегодняшнюю идентичность и для этого создать изолирующие механизмы национализма. При этом надо помнить, что консервация этнографической архаики ведет к отставанию от меняющегося мира, к провинциализму, к аграрно-сырьевой судьбе в сети постиндустриальной паутины, опутавшей земной шар. Или они хотят оказаться среди тех, кто плетет эту паутину? Но тогда надо, пока не поздно, сформулировать принципы толерантности и плюрализма в мировом масштабе в эпоху невиданного взаимодействия множества культур. А заодно и принципы защиты хрупкой глобальной элиты от напора национальных эгоизмов и шовинистической ярости.

Примечания.

1 Малевич И. Внимание, Китай. - М.: 2001. С. 31 - 32.

2 Штитенкрон Г. фон. О правильном употреблении обманчивого термина / Древо индуизма. - М.: 1999. С. 263.

Другие публикации по теме:

Цивилизация в поисках форм толерантности. Интервью В.Игрунова для польской газеты «Денник». 1 ноября 2006 г.

Везем мигрантов вагонами, а русские мужики спиваются. Интервью директора Центра исследований постиндустриального общества Владислава Иноземцева "Комсомольской правде". 7 апреля 2006 г.

Геополитика в 2026 году. История выбирает неожиданные пути. Марк Леонард (Mark Leonard), 10 января 2006. "Welt am Sonntag", Германия

В мире складывается два типа культур - глобальная и провинциальная. Из интервью В.Игрунова сотрудникам ИГПИ А.Шаромову и Е.Шварц. 7 ноября 2005 г.

Проблемы антроподинамики. Лекция, 2001 г.

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!