|
Беседа с Людмилой Михайловной Алексеевой. 28 мая 2002 года. Русско-русский разговорник Как-то раз позвонила мне моя очень дорогая подруга Лариса Богораз1 и говорит: "К тебе сейчас придет молодой человек, выполни его просьбу так как сможешь". Через некоторое время пришел молодой человек - действительно очень молодой и красивый, только очень бледненький. Поскольку молодой человек пришел от Ларисы Богораз, я понимала, что просьба у него не о достаче ему ливерной колбасы - хотя тогда и в этом тоже надо было помогать друг другу. Мы тогда знали, что прослушиваются не только наши телефоны, но и квартиры. И поэтому мы пользовались такими грифельными досточками, накрытыми прозрачной бумагой - нам их иностранцы привозили. Называли мы их русско-русскими разговорниками. И вот на такой досточке надо было палочкой писать - на бумаге все отображалось, а потом когда бумажка убиралась, то там ничего не оставалось. Так вот, он на этом русско-русском разговорнике написал, что он из Одессы, и что у него возникла идея создания библиотеки самиздата2, и он приехал в Москву для того, чтобы собрать фонд этой библиотеки. Поскольку Лариса меня просила помочь ему чем я могу, то я понимала, что мне гораздо легче прожить без того, что у меня есть, поэтому тот тамиздат, который у меня был - а у меня порядочно было - выгребла и ему в портфель засунула. И он довольно быстро ушел. Это все продолжалось, может быть, пятнадцать - двадцать минут. Он только, пока я выгребала книжки, говорил "О-о! О-о!…" и совал в портфель. И ушел. А потом, как я позже уже узнала, я была последним, так сказать, его пунктом. Что-то он у Ларисы получил, что-то еще где-то получил и со всем этим отбыл в Одессу. И когда он приехал домой с этими книгами, то его ждала засада. Его арестовали с этими книгами.3 Насколько я понимаю, что от него хотели на допросах, это чтобы он назвал тех, кто ему дал книги, потому что им очень хотелось и меня, и Ларису на крючок. Ведь, как это ни странно, у них были правила преследования. Хотя они были совершенно беззаконными, там были совершенно понятные обеим сторонам правила и, в частности, вот среди тех книг, которые я дала Вячеку, была книга Авторханова "Технология власти". Эта книга, так же как "Архипелаг Гулаг" - это было семь и пять, статья 70-ая. И через некоторое время я узнала, что этот мальчик арестован. И вот я должна сказать - удивительная вещь, я потом об этом, через много лет, после того, как мы встретились, ему сказала. Я видела этого человека 15 - 20 минут, ничего толком о нем не знала, кроме того, зачем он ко мне приехал и того, что сказала Лариса, которая тоже его не очень хорошо знала. Долгое время мы следили за тем, как там его дела шли после ареста, ему грозила не то психушка, не то тюрьма - мы всем этим занимались… Но мне ни разу в голову не пришло, что он может назвать наши имена. Я исходила из того, что нет, он их не назовет. Причем почему - не знаю. Но вот действительно это было как само собой разумеется. Бедный мальчик, такой молодой - и ни одну минутку не приходило в голову, что будет, если он расскажет. И вот видите, все-таки это чутье было абсолютно правильным - он действительно вел себя очень мужественно. Тем более, что ему грозило гораздо больше, чем он получил. Ему грозило вообще сгинуть в этих сумасшедших домах. Просто очень подфортило. У нас был уже налаженный канал отправления за границу сведений о том, что здесь происходит, прежде всего, об арестах и приговорах. И мы и эти сведения отправили, и то, что мальчику грозит психушка. Ему очень повезло, потому что эти посадки в психиатрические больницы продолжались уже довольно долго, с конца 60-х годов - первые были такие вот диссидентские приговоры в сумасшедший дом. И за это время сочувствующие нам люди за рубежом успели раскачаться, и в Европе был создан комитет… я забыла как он точно назывался… комитет защиты жертв психиатрических репрессий. Этот комитет создали Питер Реддевей и Гарри Лоубер. Питер Реддевей - это английский профессор, психиатр, который написал книжку о "Хронике". Он был здесь и после этого очень заинтересовался диссидентским движением, написал хорошую книжку и издал первые 11 номеров "Хроники" на английском. Гарри Лоубер, тоже английский психиатр, чешского происхождения, очаровательный человек. И вот они создали этот комитет, где еще много было всяких светил психиатрических. И вот как только они его создали, дело Вячека было первое дело, которое к ним попало. И они сразу в него вцепились и начали это дело разворачивать. У них был довольно сильный рычаг давления на советских: дело в том, что существует международная ассоциация психиатров, в которую входили и советские психиатры. Так как в этот комитет защиты жертв психиатрический репрессий вошли всякие светила, то советским грозило реальное исключение из ассоциации психиатров. И западные врачи буквально вцепились в этот случай. А мы здесь ничего не знали, и не могли понять, почему вдруг все повернулось. Саня Даниэль поехал в Одессу на процесс Вячека. Обычно же не пускали, и он думал, что он будет стоять там под дверью и выяснять всякие сведения. А процесс был открытый, судья вела себя очень благородно, и кончилось все тем, что дали не спецпсихбольницу, а обычную, и благодаря этому через два года он вышел.4 А на меня с 74 года было заведено дело по 70-й статье, и муж с того времени настаивал, чтобы мы уехали, потому что действительно арестовать по 70-й статье могли в любой момент. Так как я не прекращала деятельность, а у них уже было готово дело, то они могли, не добавляя новых данных, начать арест. И он все время настаивал, чтобы мы уехали. Таким образом, в самом начале 76 года мы подали документы на выезд, и уже первого февраля 77 года получили разрешение и собирались уезжать. И, по-моему, 19-20 февраля, то есть, буквально, за день - за два до отъезда вдруг раздается звонок в дверь, я открываю дверь и вижу Вячека. А я даже не знала, что его освободили. Он же, когда освободился из своей психушки, узнал от кого-то, что я уезжаю. И он буквально в тот же день погрузился на поезд и приехал в Москву попрощаться. И это очень интересно, потому что мы виделись пятнадцать - двадцать минут до того. Но я понимаю, почему он приехал. Вот когда-то Толстой сказал очень хорошую вещь. Он сказал, что мы любим не тех людей, которые нам делали добро, а тех, кому мы сделали добро. Я, как говориться, обречена на его любовь на всю жизнь, потому что он понимает, что он своим мужественным поведением спас меня от тюрьмы. Но я все-таки тоже к нему испытываю огромную благодарность. И поэтому вот мы виделись пятнадцать, или там двадцать минут до его посадки и потом примерно полчаса, когда он приехал прощаться, а потом я уехала, и мы встретились уже в 90-м году, когда меня первый раз пустили сюда. И встретились как родные люди. И до сих пор я считаю его вообще очень близким своим другом и, прямо скажем, благодетелем, потому что - ну молодой мальчишка, что стоило испугаться, запутаться, понимаете… И еще расскажу такую вещь, которая тоже очень знаменательная. Вот когда мы встретились с ним в 90-м году, я приехала очень не на долгое время и не знала, случайно ли меня пустили в страну и пустят ли еще, и поэтому дорожила буквально каждой секундой времени здесь. И вот 30 мая был день рождения нашего близкого друга Славы Грабаря, а я до самого позднего вечера была занята. Тем не менее, я хотела все-таки хоть в 10 вечера, хоть в 11 вечера, но приехать его поздравить, тем более, что я знала, что там соберутся близкие люди, и я сразу многих увижу. Мы с Вячеком сидели на каком-то совещании, и я говорю, что вот я хочу поехать Славу поздравить, а поговорить вот так вот просто не по делу никак не удается - все время заняты. И говорю: "Давай мы вместе поедем и по дороге поговорим". Вышли на улицу, подняли руку и остановили, наконец, какую-то машину. Это было где-то на Юго-Западе, а Слава жил на улице Обухова. Мы остановили машину, сели на заднее сидение и стали разговаривать. Это было не такси, а какая-то такая, частная, машина. И вот я ему говорю то, что Вам. Ведь это же, говорю, удивительно, Вячек, смотри, мне вот пришло в голову, что, собственно, моя-то судьба зависела от твоего мужества, а вот почему-то мне это пришло в голову уже потом, где-то когда-то там в эмиграции, даже когда мы прощались, тоже не приходило в голову - это само собой разумелось, что ты конечно не сказал! А потом я подумала - а почему я была так уверена, ведь совершенно незнакомый человек! И мы обсуждаем все это, он рассказывает что-то, как у него все это было. В конце концов, доезжаем мы до улицы Обухова, вылезаем из этой машины, я достаю деньги, чтобы с этим дядькой, который нас вез, расплатиться. И дядька говорит: "Я с вас денег не возьму. Вот я слушал, о чем вы говорили пока мы ехали, вот с таких людей я денег не возьму". Я почувствовала себя неловко и говорю: "Слушайте, вы нас везли с Юго-Запада в центр, в пробках стояли… Хорошо, вам времени не жалко, спасибо, но за бензин хотя бы…" И вдруг он говорит вот буквально так, знаете, с надрывом: "Вы ничего не знаете, я шесть лет в КГБ работал!" И дунул со всех сил, не взяв с нас деньги. Представляете себе! А у меня были в кошельке последние 25 что ли рублей, которые я хотела ему отдать. И я их отдала Вячеку, который жил в это время где-то там за Сокольниками. Потому что было уже поздно, и ему от сокольнического метро надо было идти пешком, потому что трамвай уже не ходил. А так он на эти 25 рублей взял машину и доехал до дому, так что все получилось хорошо, кэгэбист не захотел взять деньги. (Смеется). Интересная история. Прямо вот так вот: "Вы ничего не знаете, я шесть лет в КГБ работал!" - ему, видно, было очень стыдно за эту часть своей жизни. Запись и редакция Шварц Е.С. См. следующую часть "Андрей Амальрик". Примечания: 1. Богораз-Брухман Лариса Иосифовна (1929--2004) - участница правозащитного движения. Общественный деятель, лингвист. Политзаключенная 1960-х годов. Являлась членом Московской Хельсинкской группы. Лариса Богораз была одной из участниц демонстрации протеста против вторжения Советских войск в Чехословакию. См. раздел сайта Лариса Богораз, а также "О Ларисе Богораз", "Об Альманахе-77", а также книгу Л. Алексеевой "История инакомыслия в СССР". Вернуться 2. О библиотеке самиздата см. рассказ В. Игрунова здесь. Вернуться 3. См. рассказ В. Игрунова "Об аресте и заключении". Вернуться 4. См. выдержки из "Хроники текущих событий", №№ 40 - 44. Вернуться
Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!
|
|