Вячеслав Игрунов, начало 1980-х.

<О работе 73 года "Homo Sapiens?">

(см. примеч. редактора)

Основные выводы моей работы 73 г. "Homo sapiens?", существовавшей больше даже в планах и схемах, чем в черновиках, сводились главным образом к следующему. В ходе эволюции человек научился отклонять давление естественной среды, и к настоящему времени основными видообразующими факторами стали: язык, системы коммуникации, экономика и политика. Такое выделение факторов весьма грубо и условно; они настолько тесно связаны друг с другом, что создают единую систему, в которой каждый элемент оказывает влияние на другие, и, в свою очередь, определяем ими. Язык, к примеру, самый консервативный, однако и он находится под сильным влиянием коммуникативных связей, включая каналы информации. Коммуникативность общества в высшей степени зависит от развития и характера экономики и политического устройства. Эти два последних элемента вообще связаны настолько, что затруднительно определить грань, разделяющую их. С другой стороны, язык имеет, пожалуй, решающее значение в формировании коммуникативных систем, определяя как возможности (главным образом, научно-технические и политические) общества, так и набор целей. Реестр связей, прямых и обратных, можно продолжать до бесконечности, нам же важно иметь в виду, что эта динамическая система является основным источником эволюционных изменений вида Homo sapiens, резко увеличивая мутабильность генофонда и создавая новую систему отбора.
Как источник мутагенеза, экономика, включая медицину, образование и научно-технические исследования, может рассматриваться сравнительно обособленно. Экономическая деятельность привела к созданию в корне отличных от прежних условий окружающей среды: разрушены естественные ландшафты и биоценозы, изменено климатическое равновесие, в высшей степени насыщены токсинами почва, вода, воздух, пища, изменен радиационный баланс планеты. Кроме того, значительная часть человечества подавляющую часть жизни проводит в искусственно созданных условиях: - многоквартирных домах, метро, фабриках, заводах, лабораториях, конторах... Экономика не только преобразовала окружение человека, но и коренным образом изменила темп жизни, тем самым создав не поддающийся оценке фактор давления не только на здоровье уже живущих, но и на генофонд. Дополнительным фактором, и далеко не самым маловажным, является медицина, которая не только увеличивает риск генных нарушений, но и невероятным образом меняет потоки генов, рекомбинацию, сохраняя генетический материал, который при любых других обстоятельствах был бы обречен на исчезновение. Вся сумма новых давлений не поддается учету, но известно, что их интенсивность продолжает нарастать катастрофическими темпами.
Центральным пунктом для дальнейших выводов является гипотеза о неслучайном характере мутаций, вызываемых давлением внешней среды.
Эта точка зрения, впервые выдвинутая Ламарком, не нашла себе места в общепризнанной теории эволюции, хотя и сегодня у нее есть свои адепты. Вслед за ними я также считаю доводы, выдвинутые против этой гипотезы недостаточно убедительными, и, в свою очередь, нахожу недостаточными доводы защиты, что открывает неиспользованные пути поисков ее экспериментального подтверждения. Основное соображение звучит, примерно, так: все в природе находится в удивительно тонком равновесии, регулируемом сложнейшей системой взаимозависимостей, прямых и обратных связей, поэтому странно предполагать, что ключевой элемент этой системы - аппарат мутагенеза - лишен целесообразности. Такое положение означало бы нелепую неэффективность, биологическое расточительство, чего мы в действительности не видим. Напротив, удивительная приспособленность, а особенно приспособляемость видов, которую мы можем наблюдать, свидетельствует, скорее, в пользу существования связей, ставящих в некоторое соответствие давление среды и трансформацию организмов. Такой подход, конечно, не классический ламаркизм или жоффруизм, он допускает высокую степень случайности, однако он предполагает некую локализацию мутагенеза. Механизм изменений, по этой гипотезе, напоминает прицельную артиллерийскую стрельбу: орудие (внешняя среда) стреляет (оказывает давление) по определенной цели (на ту или иную систему органов); снаряды рвутся там и сям, но большая их часть ложится рядом где-то с целью (мутации происходят главным образом в локусах, контролирующих признаки, подвергающиеся давлению); взрывы заставляют перемещаться цель и удачные движения или прикрытия выводят ее из зоны обстрела, неудачные - могут погубить еще более верно, чем неподвижность (удачные мутации делают организм нечувствительным к давлению, а неудачные - снижают приспособляемость).
Если гипотеза верна, то описываемый механизм может иметь колоссальное значение. Это значило бы, что изменения, вносимые человеком в условия своего существования, являются не только источником дискомфорта (ограничимся здесь дискомфортом), но и источником мутагенеза, дающего надежду на приспособление. Нарастающий темп изменений влечет за собой нарастающий темп мутагенеза, что, соответственно, увеличивает шансы на приспособление.
Я должен остановиться на двух аспектах, не затронутых мною в 1973 г (1). Дело в том, что, хотя потенциально мутагенез увеличивает адаптивные возможности, слишком высокий его темп сводит на нет эти преимущества в силу разрегуляции взаимодействия генов при большом количестве одновременных (даже целесообразных) мутаций. Грубо говоря, организм должен заботиться не только о приспособлении того или иного органа к новым условиям, но и о том, чтобы все изменения каким-то образом координировались, состыковывались. Такая коадаптация достигается путем длительной рекомбинации генов и не может быть следствием множества синхронных изменений в силу случайного (но не в классическом смысле, как это указано выше) мутирования. То есть - темп эволюции нестабилен, однако существует некий верхний предел, за которым начинается деградация. Похоже, что (независимо от других факторов) экологические нарушения, вызванные человеком, настолько велики, что навязываемый темп эволюции слишком высок, и приспособиться к ним не сможет подавляющее большинстве биологических видев, включая человека.
3десь выход и к другой проблеме, осознанной мною гораздо позже. Эволюция - результат отбора, жестокого и неумолимого процесса. Существует некий баланс жизни и смерти, результатом которого есть приспособление. Человек, благодаря индустрии комфорта и индустрии медицины, сдвинул это равновесие в пользу жизни (для себя, - и смерти для других). Тем самым он перекрыл себе путь к адаптации. Теперь выживают все - здоровые и больные, сильные и немощные. В силу социальных, да и биологических механизмов происходит непрерывное перемешивание, усреднение наследственности, приводящее постепенно к снижений биологической эффективности вида Нomo sapiens, вынуждающего его все более и более прибегать к услугам индустрии, повышающей уровень мутагенеза. Нарастающий темп этого последнего ведет к прогрессирующему ослаблению (ввиду использования медицины) вида.
Усугубляет положение падающая рождаемость, так как забота родителей о детях растет, и выживание все меньше зависит от биологического потенциала, в то время как возможность выбора падает. Все это заключено в порочный круг: производство ухудшает условия жизни, это влечет за собой ухудшающееся здоровье, в том числе отягощающийся генофонд, эта, в свою очередь, требует роста производства и т.д. Вместо эволюции получаем эрозию белее или менее приспособленного генофонда.
Эти два процесса, разрушение среды и деградация генофонда человечества, по сути дела, представляют собой две стороны одной медали и ставят нас перед страшным вопросом: что же произойдет, когда наша зависимость от производства станет необратимой, условия существования невыносимыми, а ресурсы, если не исчерпаются, то сократятся, и при этом потребуют гораздо больше усилий для добычи? Это вопрос развязки. Порочный круг должен быть разомкнут, несмотря на то, захочет ли этого человечество. Как это произойдет: в атомном кошмаре, в стремительном росте естественной смертности, в репрессивном аду режимов, подобных полпотовскому или же в уравновешенном и целенаправленном методическом движении к обновлению - вот как стоит вопрос, и тут не поможет морализирование, не поможет стыдливое опускание глаз перед сатанинской истиной, тут нужно мужество, крайнее мужестве отчаяния, позволяющее стиснуть зубы и, не теряя рассудка, собрав все силы, решиться на последний шаг. И для этого нужны пересмотры. Стремительные, но не поспешные, широкие и бескомпромиссные, но реальные. И вот этой задаче посвятил я себя, оставив "Homo sapiens?"
Однако вернемся к теме.
Итак, я исходил из предпосылки, что темпы эволюции Homo sapiens не постоянны, что техногенные изменения условий существования резке сокращают ее сроки. И в этом отношении выдающаяся роль принадлежит изменениям темпа жизни, и в первую очередь - информационному давлению.
Когда биологи описывают виды, им зачастую достаточно ничтожных формальных различий, чтобы отнести двух пичужек к разным видам. Более того, даже когда таких различий установить не удается, можно провести видовое деление на основании существования репродуктивной изоляции - формальные различия обнаружатся потом, хотя они и могут иметь меньшее значение, чем внутривидовая вариабельность. О существовании межвидовой изоляции нам далеко не всегда известно, тогда мы вынуждены судить по морфологическим различиям более или менее существенных органов. Никто не станет спорить, что мозг - главный орган человека. Не знаю, существенно ли отличается рука современного человека от руки мезолитического человека, представителя какой-нибудь микролитической культуры. Я даже думаю, что наша кисть за это время пережила некоторую инволюцию: современному человеку нет необходимости в тонких манипуляциях, неизбежных при изготовлении микролитического инвентаря и в использовании его - разве что самые выдающиеся музыканты должны иметь подобную руку. Однако для меня несомненно, что мозг этого нашего предка отличался от нашего. Этого достаточно, чтобы отнести нас к разным биологическим видам. Но вот я не знаю, существуют ли анатомические различия в форме черепных коробок неолитического и современного человека, да и вообще, есть ли такое анатомическое различие в видах, отстоящих во времени друг от друга на пять-шесть тысячелетий, которое можно считать видообразующим? Вряд ли есть. Однако вряд ли можно согласиться с мыслью, что, будь они синхронны и симпатричны, неолитическая община и колония современных горожан слились бы в единое целое. Скорее всего, они столетиями бы существовали в условиях изоляции.
Каждый, кто в детстве прочел три-четыре книжки об индейцах, сразу же может заметить, что дело тут не только в разных обычаях и взглядах, но и в самой психологии мышления, мировосприятия. Современная парижанка в своих взглядах весьма не похожа на свою киевскую сверстницу, однако это не мешает парижским модам превращаться в молниеносные пандемии. Ничего подобного не было у сиу или навахо. Здесь устойчивое различие одежд играет не меньшую роль, чем цвет оперения у разных видов птиц. Невозможность сменить одежду - изменить тотему, роду - поистине феноменальна. Преграду, стоящую между индейцем и парижанкой, можно разрушить - однако же и гибридизация у животных не редкость. Но ни то, ни другое не норма.
Следовательно, психологическая дифференциация (2) играет у человека роль достаточно эффективного изолирующего механизма. Социальная психология часто является куда белее труднопреодолимой, чем имущественное или социальное положение. Более того, в наше время в одном социальном слое мы можем обнаружить неформальные группы лиц, разделенных своей психологией, типом мышления, набором целей, этикой. Вглядываясь в эти группы, я обнаружил нечто более глубокое, чем случайные общие черты или общие интересы. Чаще всего оказывалось, что я имел дело с людьми, различавшимися способом мыслить. Эти люди из разных сфер и разным образом получали информацию - и это в значительной степени определяло их аксиологию, будучи вместе с тем, независимым от них. Это мне казалось неким роком, тяготеющим над человеком. Мне, привыкшему считать врожденное равенство людей аксиомой, полагавшему, что лишь разное воспитание - а не разные способности - определяют различие психологического облика, было трудна смириться с этим. Но чем дальше я наблюдал это явление, там больше я убеждался, что существует некоторая биологическая предрасположенность, тяготеющая над человеком. Когда в 70 г. я познакомился с Юнгом, оказалось, что его интравертный и экстравертный типы в известней степени совпадают с моими классификациями. Но в отличие от Юнга, я проделал обратную эволюцию, придавая все большее значение врожденным наклонностям.
Еще в большей степени, по моему мнению, наследственностью определяется способ обрабатывать информацию, мыслить. Обнаружилась также и корреляция между темпераментам и типом мышления. Генетическая же заданность темперамента мне представлялась установленной. И тогда возникла мысль связать ряд характеристик: скорость реакции, устойчивость возбуждения и тип мышления в систему, детерминируемую одним фактором. Таким фактором представлялась биохимия нервных волокон.
Разумеется, вставал вопрос: если тип мышления находится в достаточно заметной зависимости от биохимической структуры мозга, то чем объяснить разнообразие (3) типов мышления в развитом обществе и однотипность в примитивном? Я конечно и не думал о существовании четкой зависимости "биохимия - тип мышления". Речь шла лишь о предрасположенности. Определенные условия могут втиснуть мышление в рамки, для него неестественные - но в этих рамках оно окажется малоэффективным. Несомненно наличие разных темпераментов и в древнем обществе - как оно есть у кошек и собак, - однако преобладающий в нем тип мышления деформирует "выродков", гомогенизируя мировосприятие. Но в какой-то момент происходит перелом - я полагаю, что этот поворот связан с изобретением письма, - когда появляется возможность совмещения разных психологических типов в одном этносе. И тогда мало-помалу набирает скорость маховик дифференциации (я думаю, тенденция к дифференциальному развитию заложена в самое сущность живой материи). Накапливающиеся знания ведут к интенсификации мозговой деятельности, увеличению давления на мозг и мутагенезу (в соответствии с вышеизложенной гипотезой), что неизбежно усугубляет дифференциацию. Что же касается письма, то оно, по моему мнению, приводит к разрыву с первобытным мышлением и древней психологией. Однако у разных слоев общества это происходит неодновременно, создавая первоначальную слоистую структуру. У народов с развитой письменностью и всеобщей грамотностью создаются широчайшие возможности для "проникающей" дифференциации. У такого эволюционирующего общества, разнообразие темпераментов также должно быть больше, чем в первобытном, равно как и гораздо больше должно рождаться умственно неполноценных детей. Это можно проверить.
Но для того, чтобы дифференциация психологических типов осуществлялась на практике, необходимо возникновение новых социальных ролей. Если единый психологический облик был расчитан на однотипную, оптимальную деятельность, то появление новых психологических образцов может быть оправдано только целесообразной деятельностью, отличающейся от среднего образца. Чем разнообразнее жизнь общества, тем больше места разнообразию психологическому (конечно же, существует и обратная зависимость). Биологи пользуются термином "экологическая ниша". Я пользовался понятием "социально-экологическая ниша". Чем более развито общество, тем больше в нем социально-экологических ниш. Дифференциация производства и наук, социальной и политической структуры создают основу для появления новых психологических типов, заполняющих новые ниши. Политическая структура общества играет здесь немаловажную роль.
Тип мышления, помноженный на специфическую экономическую деятельность плюс социальная роль, - это образ жизни, это набор идеалов и целей, это поиск путей реализации. Демократические государства - прекрасный питательный бульон для произрастания разнообразных, необычайных, даже экстравагантных типов, формирующих ниши.
Государства тоталитарные жестки, а потому психологическое разнообразие в них должно быть меньше. Поскольку эти последние не в состоянии допустить широкий спектр образов жизни, то они сдерживают и становление нового, творческий поиск здесь ослаблен. Однако и здесь развитие экономики требует некоторой терпимости, и в обществе уживаются (и постепенно коадаптируются), скроенные не по образцам.

Начало 1980-х гг.


Примечания редактора:

Работа "HOMO SAPIENS?" не была написана, однако, сохранилось несколько набросков к ней, два из которых можно прочитать: "Почему вымирает Homo Sapiens?" и "Динамика отбора". См. также по сходной проблематике: "Медицина как источник генетического груза"письмо к М.Я. Гефтеру , "круглые столы" в Черкизово: 2 сентября 2000 г, 18 и 21 августа 2001г и др.
Вернуться


Примечания автора:

(1) Первый из них мною отклонялся сознательно, для следующего этапа работы; я намеревался дать только предварительную оценку сравнительного мутагенного влияния разных форм деятельности. Однако неожиданно оказалось, что человечество столкнулось с мощными ограничителями, грозящими не эволюцией, но гибелью. Разумеется, это изменило мои планы - и работа так и осталась незавершенной (впрочем, гораздо больше по другим причинам, более биографического характера).
Вернуться

(2) Чтобы быть корректным, я оговорюсь, что, конечно же, речь идет сейчас о различиях типов мироощущения, типов мышления, в то время как изолирующими могут быть наборы знаков в рамках психологического сходства. Несомненно, правда, что эти последние гораздо легче подвергаются смешению, деиндивидуализации, и являются механизмом другого порядка.
Вернуться

(3) Здесь я не буду излагать свою классификацию психологических типов.
Вернуться

 


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Редактор - Е.С.Шварц Администратор - Г.В.Игрунов. Сайт работает в профессиональной программе Web Works. Подробнее...
Все права принадлежат авторам материалов, если не указан другой правообладатель.